Неудержимый мужчина - страница 39
Это не означает, что я не подумывал гульнуть от ОЛевии, которая была болью в моей заднице, но во мне такого дерьма не оказалось. Но когда наша жизнь стала совсем невыносимой, я больше не мог ее переносить, у меня был выбор — остаться со всем этим бардаком на всю свою жизнь, воспитывая сыновей, и мне казалось это правильным, хотя на самом деле, не так, или уйти из этого бедлама, показав им, что важно быть мужчиной и найти свое счастье. Я сделал выбор за себя и за них. Леви не понимает, что жизнь так или иначе всегда будет заносить тебя в угол, от этого убежать нельзя. Он продолжает жить той жизнью, которая для нас закончилась уже много лет назад. Мы уже не живем с мамой и не делаем уроки за кухонным столом. Вся наша семья изменилась, та жизнь в прошлом, ему нужно создать свою собственную жизнь и свою собственную семью.
— Ты говорил ему об этом?
— Заставить моего брата выслушать — все равно, что убедить его простить ОЛевию или отца. Такого просто не может быть.
— Моя сестра живет в Австралии, а мама — во Флориде, — сказала я, он усмехнулся и отпустил мои волосы, обвив руками меня.
— Наконец, две эти вещи, говорят о моей Тессе, что это удача.
Я расслабилась на его теле и произнесла:
— Я скучаю по ним каждый день.
Его глаза переместились на мое лицо, он пробормотал:
— Да.
— День Благодарения выглядит отстоем. Я либо еду во Флориду и справляю с мамой, это нормально, но совершенно не напоминает празднование с детьми, которые громко задают вопрос — какую девушку наш развратный брат собирается привести на ужин? Или мама уезжает в Австралию, и мне нужно найти самой подругу, готовую пригласить меня на халявный ужин. Это еще хуже.
На коже вокруг его глаз появились маленькие морщинки, и он пробормотал:
— Моя бедная Тесс.
Я подвинула на полдюйма поближе голову, пальцы сжались на его шеи на секунду, а потом тихо сказала:
— Мне кажется, что со стороны мои слова звучат ужасно, но, на самом деле, все не так. Все эти встречи основаны на любви, своей истории и верности, поэтому этот праздник красивый, потому что любая альтернатива не будет иметь ничего общего с семьей, где бы ты не был?
Брок не ответил. Вместо этого он в течение долгих секунд смотрел на меня, потом его рука скользнула в мои волосы, он перекатился, я снова лежала на спине, а он — на мне, и его рот захватил мой, он совершил жесткий, глубокий, влажный поцелуй, перехвативший у меня дыхание.
Когда он поднял голову, я попыталась вернуть контроль над своим дыханием и некоторыми частями тела, он спросил:
— Ты голодна, детка?
— Да, — выдохнула я, это было правдой, я, действительно, проголодалась, но была бы счастлив поесть позже, на следующий день во время ланча.
Брок улыбнулся и при виде улыбки на его красивом лице, его твердом теле, вытянувшимся на мне и моих губ (и других местах, кроме губ) все еще покалывающих от его поцелуя, я снова потеряла контроль над некоторыми областями тела.
Поэтому, чтобы отвлечься от него и от того, как он влиял на некоторые части моего тела, я выпалила:
— Мне кажется, что на спине блузки останется сок от эскимо.
— Я оплачу химчистку.
— Хорошо. Но я надеру этому соку задницу ручной стиркой.
Он снова улыбнулся.
Затем спросил:
— Сникердудлс?
Судя по его глазам, он понял, что я заметила, что это любимое его печенье.
Поэтому пожала плечами и сказала:
— Первый раз, когда я их сделала, ты съел семь и тебе больше всего понравились с корицей. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что они тебе очень понравились.
Он покачал головой, все еще улыбаясь, пробормотав:
— Никаких заигрываний, никакого вранья, никакого дерьма.
Что я могу сказать? Это правда.
Поэтому я промолчала.
Он прошептал:
— Давай тебя накормим.
Потом он удивил меня, схватив за руку, подняв с дивана, а затем потащил на кухню.
Потом он накормил меня.
Затем съел три печеньки.
Потом отвел меня в постель.
* * *
Боже. О, Боже.
— Черт, Тесс, — зарычал Брок, я уже была не в состоянии восседать на нем, поэтому упала на кровать рядом с ним, после того, как жестко скакала, опускаясь на всю длину его члена, пока его пальцы одной руки сжимали мое бедро, а большой палец другой продолжал надавливать и кружить вокруг клитора.
Ошеломленные глаза сосредоточились на нем, так как между ногами била дрожь, поднимаясь по бедрам, согревая живот, скользя вверх к набухшей груди, пыткой шелковой ткани отзывающейся в моих сосках, даже череп покалывало.
Я скакала на его члене, двигая бедрами, пройдясь пальцами по его лицу, заскользив по его горлу, затем вниз к гладкой, прочной стене его груди, не отводя глаз от его возбужденных, похожих на ртуть, глаз, прошептав:
— Боже, дорогой, ты так чертовски прекрасен.
От моих слов, он с такой силой подался бедрами вперед, что я чуть не взлетела, потом тут же приподнялся, обхватив меня руками, и повалил на спину. Его бедра молотили по моим, большой палец все еще был у меня на клиторе, он захватил мой рот в жгучем горячем поцелуе и не отпускал, даже когда я бубнила, предупреждая о быстром приближении оргазма, ему в рот. Он все равно не отпускал, несмотря на то, что я била его, словно в конвульсиях, рукой по спине, другой же ухватила за волосы, мои ноги молотили по кровати, бедра приподнимались, я взорвалась резким криком на его язык.
И во время моего оргазма, большой палец Брока исчез, он поднял мои ноги, положив их себе на бедра, навалившись на меня своим весом, затем схватил меня за задницу, и приподнял мои бедра вверх, углубляя свои удары. Его рот, наконец, отпустил мой, кряхтя, и каждый им издаваемый звук, пульсацией отзывался в моем естестве, и ниспадающая волна оргазма, к моему удивлению, начала набирать новую силу.
