Истинные наслаждения - страница 13

Я не мог.

Я до сих пор не достиг цели. Я еще не сделал этого.

В возрасте пятнадцати лет я начал ощущать себя старым. Как будто мой путь к тому, чтобы стать звездой, уже начал сужаться. Видя замкнутое выражение на лице своего отца на протяжении многих лет, я боялся, что мое будущее окажется таким же, как у него сейчас.

Неудачник.

Поэтому я должен прилагать больше усилий. Я должен быть лучшим.

Бросив свой рюкзак на кухонный остров, я налили себе стакан лимонада из холодильника. Я выпил практически все, когда заметил конверт. Он был толстым, этот большой желтый конверт был адресован мне или моей матери. Конечно, там не могло быть упомянуто имени моего отца. Это человек не показывался на уроках и выступлениях около двух лет.

Отставив стакан, я вытер руки об джинсы. Письмо было тяжелым, чем-то весомым и важным – быстро понял я. Он уже было вскрыто – верхушка была аккуратно отогнута вверх. Сделав полный вдох, я поднял письмо и прочитал с нарастающим волнением.

Это было письмо с предложением от «Goldman» – школы искусств, славившейся своими выдающимися студентами. Я знал это название, так много любимых мною музыкантов посещало эту школу. И они хотели, чтобы я тоже пошел туда. В какой момент я начал дрожать?

— Итак, что ты думаешь?

Обернувшись, я посмотрел в бледное, улыбающееся лицо своей матери. Она ждала, когда я приду домой со школы и найду письмо – мне об этом рассказал ее взгляд.

Не говоря ни слова, я сжал ее в объятиях, услышав восторженный смех, и надеялся, что он никогда не закончится. Мне не хотелось, чтобы это чувство когда-нибудь покинуло меня.

Это был первый шаг. Я действительно могу сделать это.

Я могу стать рок-звездой.

Она вырвалась из моих рук и осторожно взяла письмо в руки.

— Оно пришло этим утром. Я не могла дождаться, что показать тебе.

Одна единственная мысль ударила мне в голову, поселившись внутри меня.

— Отец видел?

Она слегка нахмурилась, что омрачило ее радостное выражение.

— Еще нет, — пригладив свои волосы, она положила письмо обратно на столешницу. — Я расскажу ему об этом, когда он... будет в лучшем расположении духа.

Когда он не будет пьяным. Я знал ее кодовое слово.

— Ты на самом деле это сделаешь? Это значит, что нужно будет переехать в Колорадо. Я не смогу пойти на выпускной с друзьями, — Колтон и Портер возненавидят меня.

Моя мама подалась вперед, добрые руки обхватили мои щеки.

— Энтони, дорогой, все зависит от тебя. Если ты хочешь ехать туда, то мы… ты – должен принять решение.

Я наклонился, чтобы мы оказались рядом. Я стал выше моей мамы – такой же высокий, как и мой отец – с тех пор как мне исполнилось четырнадцать. Когда я обнимал свою маму, то она казалась такой... маленькой. Она плохо питалась с те пор как мой отец начал много выпивать. Мне было знакомо то напряжение, которое он вносил.

Я также хорошо был знаком с синяками, которые он мог оставить после себя.

Размышляя о его несчастье, я притянул маму к себе покрепче.

— Мам, послушай,— слова вылетали быстрее, чем мой мозг мог понять их смысл,— Давай, просто уедем вместе. Ты и я, мы просто исчезнем, а отец может быть таким долбанным засранцем, каким только пожелает, но уже наедине с самим собой.

— Следи за речью, Энтони, — кротко осадила она меня, понизив голос. — Я не могу вот так оставить твоего отца. Не... не сказав ни слова.

— Все это время он не так уж много со мной разговаривал.

Отстранившись, моя мама разглядывала меня с гримасой боли на лице. Ее поцелуй в щеку стер часть того отвращения, что я испытывал.

— У него свои причины. Не воспринимай их как что-то личное. А сейчас, почему бы тебе не помыться перед ужином.

—Что? — ухмыльнувшись, я растрепал свои темные волосы. — Ты хочешь сказать, что я воняю?

Мы вместе с ней смеялись на кухне, этот момент мира и спокойствия, который навсегда остался у меня в сердце. Я никогда не мог забыть, какой довольной выглядела моя мама, как она игриво шлепнула меня и направила вверх в мою комнату.

Это было настоящим блаженством.

Конечно, этому должен был прийти конец.

***

Я слышал крики – нет, я ощущал их. Это такая первобытная защитная реакция, когда ты слышишь, что твоя мама в опасности.

Мои волосы были все еще влажными после душа, я выбежал из душа и быстро натянул джинсы. Не было времени для чего-то большего, я просто побежал на шум.

Внутри мастерской моего отца запах полироли и соснового дерева навевали тоскливые воспоминания. Когда я был ребенком, даже в раннем подростковом возрасте, я проводил столько времени, наблюдая за тем, как мой отец занимался тем, что ему нравилось.

Картина того, как он избивал мою маму – ту, которую я любил – пробудило во мне желание уничтожить негодяя.

Он удерживал ее на полу, кровь была на костяшках его пальцев, кровь была у него на лбу. Он что-то говорил, но мои уши не слышали ничего, кроме ее криков с мольбой.

— Остановись! Донни, все совсем не так!

— Ты собираешься убежать и бросить меня, маленькая дрянь! После всего! — он сделал движение, чтобы снова нанести удар. В белках его глаз было полнейшее безумие.

Я не помню, как двигался. Обхватив его за плечи, я оттащил отца назад, опрокидывая на покрытый опилками пол.

— Отойди от нее! Прекрати, отец! — моя голова гудела, в сознании была путаница. Как такое могло быть на самом деле? Что пошло не так?

Он бил меня раньше, но не так... и, ни разу не бил мою маму.

Отбиваясь, он отбросил меня к ножкам тяжелого стола.

— Ты посмел драться со своим собственным, блядь, отцом!? — он зажал рукой мое горло, ногти разодрали мне щеку. — Ты кусок дерьма, ты гребанный кусок дерьма!