За что тебя люблю - страница 2

Блейк сделал, что от него требовалось. А Бью завербовался в морскую пехоту, только чтобы досадить старику.

Тогда Блейк очень разозлился на брата. Всю свою жизнь они говорили о том, как будут служить вместе, но Бью сорвался и присоединился к морпехам. Сейчас, оглядываясь назад, Блейк считал благословением то, что они служили в разных подразделениях.

Монозиготные близнецы появились из одной яйцеклетки и выросли такими похожими, что могли сойти один за другого. Братья не были разными сторонами одной медали. Они были одной и той же стороной. И неудивительно, что каждый поступил в снайперскую школу в своих отрядах. Неудивительно, что каждый заработал репутацию за точные и смертельные выстрелы, но когда дело доходило до чисел, у Блейка имелось больше подтвержденных навыков.

Братья всегда соревновались друг с другом. Мама говорила, что даже у нее в животе они боролись, пытаясь отвоевать побольше места. В пять лет Бью плавал быстрее и выиграл синюю ленту, а Блейк получил красную. Второе место подтолкнуло Блейка тренироваться сильнее, и на следующий год братья поменялись местами на подиуме. В средней школе, если Блейк выигрывал больше матчей по реслингу в одном сезоне, его брат тренировался, чтобы выиграть больше в следующем. И поскольку Юнгеры были одинаковыми, люди сравнивали их не только по внешнему виду. Бью был умнее. Блейк сильнее. Бью бегал быстрее. Блейк был очаровательным. На следующий день все менялось, и уже Блейк был умнее и быстрее. Но неважно сколько раз результаты сравнения смещались то в одну, то в другую сторону, Блейк всегда оставался самым очаровательным близнецом. Даже Бью признавал эту победу.

Если бы они оба были «морскими котиками», люди бы сравнивали их службу. Они бы сравнивали цифры и миссии, и звания. Хотя братья невероятно гордились своей службой и жизнями, которые спасли их смертоносные выстрелы, человеческая смерть, даже если это смерть террориста, одержимого мыслью истребить американцев, не была тем, в чем они хотели бы соревноваться. Когда кто-то из них крался в тени каменистого утеса или хижины в каком-нибудь медвежьем углу, потея, как шлюха в церкви, или отмораживая себе яйца, ни один не думал о соревновании. Оба знали, что цифры – скорее показатель потенциала, но не мастерства, хотя никто из Юнгеров никогда не признал бы это вслух.

Когда Бью вышел в отставку, он организовал собственную охранную компанию. Бью был удачливым близнецом. Устроенным. Собиравшимся жениться. Бью был тем, кто использовал свои навыки, чтобы дать шанс вышедшим в отставку военным.

А Блейк был алкоголиком. С тех пор, как вышел в отставку год назад, он использовал свои навыки, чтобы заработать деньги в качестве наемника: работал на частную военную охранную фирму и прыгал из горячей точки прямо в место захвата заложников. С суши в открытое море. И жил неприлично неустроенной жизнью.

И Блейк был тем, кому потребовалась реабилитация, чтобы посмотреть в лицо своему самому страшному демону. Он встретил его с открытым забралом, как и всех врагов, и понял, что последствия трезвости заключались в том, что в любой момент вспышка света или запах, или звук могли вызвать неразбериху в его чистой и трезвой голове. Что солнечный свет или запах пыли и пота, или высокочастотный свист могли пронестись дрожью по позвоночнику и заставить замереть. Могли заставить Блейка упасть и высматривать то, чего нет. Такие флэшбеки случались нечасто и не длились дольше нескольких секунд, но всегда оставляли его дезориентированным и нервным. Злым из-за потери контроля.

Блейк посмотрел на бутылку «Джонни». На сине-золотистую наклейку и солнечные лучи, искрившиеся в коллекционном шотландском виски. Он заплатил триста долларов за эту бутылку и жаждал ее так, что сосало под ложечкой. Желание скручивало и вытягивало внутренности, а острая кромка непреодолимой потребности резала кожу.

Один глоток. Успокоит жажду. Затупит острые грани.

Блейк так сильно сжал ручки кресла, что пальцы побелели.

Всего один. Ты сможешь остановиться завтра.

Жажда становилась все сильнее, сдавливая голову. Разве не предполагалось, что шестьдесят второй день будет проще, чем первый? В желудке все переворачивалось, в ушах звенело. Блейк взял камеру, лежавшую у него на бедре, и встал. Обернул черно-желтый ремешок вокруг запястья и навел свой «Никон SLR» на Джонни. Шесть месяцев назад в Мехико он смотрел в прицел своей винтовки с продольно-скользящим поворотным затвором TAC–338 на двух продажных мексиканских полицейских, разделивших сетку прицела. Теперь же он целился во врагов камерой. Блейк посмотрел в видоискатель и навел объектив на бутылку. Руки дрожали, и пришлось вцепиться в фотоаппарат.

- Что ты делаешь?

Блейк крутанулся, чуть не уронив камеру.

- Етить твою!

Маленькая девочка в розовой футболке с длинными светлыми волосами, собранными в «хвост», стояла позади его кресла.

– Откуда, черт возьми, ты взялась?

Блейк терял хватку, раз к нему смог подкрасться маленький ребенок.

Девчушка указала большим пальцем на дверь.

- Ты сказал плохое слово.

Блейк потер лицо ладонью и повесил камеру на спинку кресла. Девочка испугала его до усрачки – задача не такая уж и простая.

– А ты нарушаешь чужое право владения.

Она сморщила носик:

- Чего-чего?

Блейку никогда не приходилось возиться с детьми, и он не мог даже догадаться, сколько девчушке лет. Она доставала макушкой примерно ему до пупка, и у нее были большие голубые глаза.