Вооружена и прекрасна - страница 64
убийств совершается женщинами по отношению к мужчинам в костюмах.
– Это ты меня сейчас так поддерживаешь? – поскрипел зубами Ремнёв и неловко пригладил
волосы.
– Несомненно, – улыбнулся Сергей, – давай, иди. Я подожду у машины.
– Чёт я трушу… – пробормотал Денис, глядя на высокие ворота, за которыми находился
знакомый дом Колосовых.
Счастье, что главы семейства не было на месте. Иначе помер бы, не доходя до крыльца, как
пить дать.
– Ты справишься, – твёрдо ответил Сергей, пожимая его плечо, – давай, как договорились.
Понял? Ты не отношения идёшь выяснять, а извиняться.
– Понял, – вздохнул Денис, – спасибо, если что…
Молодой человек нервно поправил воротник рубашки и направился к воротам. М-да, итальянские ботинки – это вам не затасканные кроссовки. Светлые брюки сидели идеально, и Денис
подавил желание засунуть кулаки в карманы, надеясь всё сделать правильно. Охрана пропустила его
во внутренний двор, выполняя распоряжение молодой хозяйки.
Ремнёв прошёлся по асфальтированной дорожке, привычно оказываясь в небольшом саду, который скрывал собою двухэтажный дом. Подняться на крыльцо ему не довелось, поскольку заметил
Татьяну на скамейке под одним из деревьев. Точнее, увидел край светлой кофты, а затем, подходя
ближе, и саму девушку. Она молча сидела, забравшись с ногами на расшитое чёрно-белым узором
мягкое сиденье. Денис заставил себя приблизиться к хозяйке дома и остановился перед нею, ожидая, что та предпримет.
То, что Татьяна была такой тихой, пугало куда больше её обычных истерик. Девушка сидела, обхватив себя руками, и подняла взгляд на подошедшего гостя. Ремнёв возвышался над нею, так чётко
выделяясь на фоне грозового неба, в этой светлой одежде. За эти полтора года словно стал шире в
плечах. Или дело в рубашке? Нет, не полтора – пятьсот сорок девять дней прошло с того дня. Татьяна
прекрасно помнила каждый из них.
Последний раз она видела его при костюме на похоронах отца. И с таким же выражением лица.
Знала ведь, что нельзя было соглашаться на эту встречу. Нельзя смотреть на это лицо. Всё чёртовы
таблетки, и консультация у противного психолога, так мило предоставленного папенькой! Да, таковым было условие родителя в обмен на возможность остаться в городе и разблокировку всех
кредиток. Прохладный ветер взъерошил её короткие белые волосы, и Денис машинально протянул
руку, чтобы их пригладить. Ладонь замерла на полпути, и молодой человек сжал её в кулак, затем
пряча в карман брюк.
86
Оксана Головина: «Вооружена и прекрасна»
– Зачем явился? – голос Татьяны звучал непривычно тихо, хоть и дрожал от гнева, – чёртовых
полтора года тебя не было. Так что же изменилось? Или это папочка постарался? Он тебя притянул
сюда?
– Я пришёл сам, – непослушным голосом проговорил Денис, – знаю, что исправить ничего не
смогу, и сказать всё как нужно, но позволь.
– С чего ты взял, Ремнёв, что я стану слушать?
Татьяна поднялась со скамьи, поджимая губы, когда нога заныла, и на лицо упало несколько
капель начинавшегося дождя.
– Ты разрешила прийти… – пробормотал Денис, справедливо ожидая последовавшую за его
словами пощёчину.
Щека загорелась болью от удара, но он упрямо продолжил смотреть на девушку, не вынимая
руки из карманов. Будь что будет.
– Пятьсот сорок девять дней. Ровно столько я ненавижу тебя, – кинула ему Татьяна, и её плечи
дрогнули от очередного порыва влажного воздуха, – мне противно вспоминать, как сначала я ждала, что ты явишься. Но приходил кто угодно, кроме тебя. И от каждого я слышала только то, что должна
всё забыть и идти дальше. Идти дальше, Ремнёв! Ведь я должна быть так счастлива, что осталась
жива. Каждый мой день начинался с горсти таблеток и слов, как я ненавижу тебя. Ты трус. Предатель.
Почему ты не пришёл тогда, Ремнёв? И не смотри на меня так!
– Твой отец сказал, что ты не хочешь меня видеть, – искренне удивился её словам Денис, – он
сказал, что я тебе хуже сделаю, если приду. Велел не приближаться к вашему дому. А потом Тинка
хотела записку от меня передать, когда к тебе в больницу пришла. Сказала, что оставила на тумбочке
возле твоей кровати, когда уходила. Но ты так и не ответила, я решил, что действительно не хотела…
Татьяна не стала упоминать о том, что порвала несчастный клочок бумаги, даже не прочитав в
тот день. И Денис не собирался говорить о том, что узнал об увольнении сестры и её работе в
«Легионе», только спустя пару недель, из подслушанного телефонного разговора матери. Если бы
только он смог остановить сестру в тот день и не позволить приблизиться к больнице. И если бы не
стал слушать Колосова. Но что проку сейчас в этих «если»?
– Каждый мой день начинается с того, что говорю, как ненавижу себя. Мне бы хотелось
сдохнуть в той машине, – чувствуя ком в горле, заговорил Денис, – но один человек сказал, что так
легче всего, что сложнее остаться. Пятьсот сорок девять дней? Столько раз разреши мне говорить тебе
– «прости». Разреши. Можешь бить меня и обзывать. Может ничего это и не изменит, но я сейчас
настолько искренне говорю, насколько могу.
– Лучшие специалисты заявили о том, что я навсегда останусь хромой, и нужно чёрт знает
сколько времени продолжать лечение! – хрипло проговорила Татьяна, сжимая кулаки, – ничего
невозможно изменить!
– Да твой батя этим живодёрам такие деньги платит, что они и не то петь будут, лишь бы чеки
