Галстук для моли - страница 23
После того, как заказал завтрак, позвонил снова, на этот раз Максу.
– Проснулся?
– И тебе доброе утро, Шурочка, – Старовойтов громко зевнул. – Я уже пятнадцать минут как на месте. Не волнуйся, шнурочки завязаны надежно, шапочку на голову надел.
– Идиот, – закатив глаза, вздохнул с облегчением.
– С кем поведешься, – философски ответил Макс. – К слову, сам думал тебе звонить и будить нехорошими словами. Думал, проспишь в кои-то веке.
– С чего бы? – Спросил отстраненно и взглянул из окна на набережную, с тоской проводив взглядом прибрежную волну. Но некогда!
– Ты шутишь? – Старовойтов закашлялся. Кто-то, видимо, постучал его по спине, потому что он ответил явно не мне: – Спасибо, милая, ты мне жизнь спасла. Знаешь поговорку? “Мы в ответе за тех, кого приручили”. Так что надо бы дело до конца…
– Макс! – рявкнул я. – Сколько можно?
– А тебе поучиться бы, Саша, – заржал наглец в трубку. – Увел Рыбкину у меня из-под носа, и?.. Что дальше? Только не говори, что спать ее в другой комнате уложил!
– Так и сделал.
– О! Мой! Бог! – Макс чем-то прикрыл трубку или просто отодвинул ее от лица, потому что его голос зазвучал отдаленно: – Собака на сене, вот кто он. Понимаешь? Ай, что мы все о нем. А вы, Сарочка, свободны сегодня после полуночи?
Я отбил вызов и с силой сжал трубку в руке. Чертов мальчишка! Когда только ему надоест это ребячество? Пока всех баб не перелапает – не успокоится? Хорошо хоть у кого-то из нас двоих есть мозги!
Распахнув дверь, я вышел, погруженный в свои мысли, и тут же остановился, уставившись на сильно взволнованную чем-то Рыбкину. Она вытаращила глаза и прижала руки к груди, на этот раз прикрытой лишь полотенцем.
Забыл о ней совсем!
– Александр Сергеевич, – возопила моя помощница, – это… это… Вы без костюма?
Медленно опустив взгляд, встретился со своим дружком, все еще не успокоившимся до конца после бурных сновидений. Трусы – единственное, что на мне было – топорщились, а мысли разбегались как тараканы.
– Да, – проговорил я, не представляя, что еще можно ответить.
– Да-а, – зачем-то повторила Рыбкина.
Я собрался уже дать ей какое-нибудь задание, чтобы убрать совершенно несвойственное мне чувство неловкости, но она среагировала первой:
– Душ свободен. Идите, Александр Сергеевич. Вода там как раз прохладная. От жары хорошо помогает.
– Если заказ принесут – прими. Черный кофе и шакшука мне.
Оказавшись в ванной комнате, заперся на замок и покачал головой. Что за бредовое утро? И надо было тащить ее в свой номер, чтобы чувствовать себя настолько неуютно? Или дело не в Рыбкиной? Просто я слишком долго был один и очень привык к этому. Личное пространство – очень важная штука. Да, дело определенно в нарушении привычного ритма жизни.
Успокоившись, я влез в душевую кабинку и, включив воду, прикрыл глаза. Последние минуты расслабления перед очень тяжелым днем должны были принести ощущение счастья и покоя. Но ничего подобного не случилось. В голове как-то быстро и ненавязчиво возник образ полуголой помощницы, замотанной в розовое махровое полотенце. По ее шее, прямо к ложбинке груди, стекали капли воды, а губы даже без помады казались слишком привлекательными, чтобы их использовали лишь для разговоров…
Открыв глаза, я выругался и поспешил домыться, так и не ощутив привычного кайфа от процесса.
У зеркала над раковиной ждал новый сюрприз. Моя бритва, лежавшая ранее на краю полки, исчезла, а вместо нее теперь стояло сразу шесть разных тюбиков с кремами. Ночной, дневной, для глаз, для ног… Вспомнил ее ноги. Сбился.
Открыв дверцу шкафчика, обнаружил, что в стакане рядом с моей щеткой появилась еще одна. Ярко-розовая. Бритва же нашлась в самом уголке, за бальзамом для волос, пеной и гелем для душа.
Слов, подходящих случаю, не нашлось, а матом орать я не привык.
В общем, из ванной вышел злее, чем заходил. Повязав полотенце на бедра, чувствовал себя в своем же номере жутко неудобно. Зато Рыбкина уже с удовольствием поедала завтрак. Мой.
– Ульяна Михайловна, – я произнес ее имя почти нежно, но помощница вздрогнула и испуганно воззрилась на меня, даже перестав жевать. – Тебе вкусно?
Она кивнула с набитым ртом.
– А что нравится больше: кофе или шакшука?
Рыбкина моргнула. Покосилась на сковородку с ополовиненной яичницей с помидорами и снова уставилась на меня.
– Это что, и была она? – уточнило мое личное наказание, тыча пальчиком в сковородку и спешно дожевывая.
– Угу.
– Я думала, салат. Или вот эти сыры. И лепешки… – Она мучительно покраснела. – Простите, Александр Сергеевич.
– Бог простит, – сквозь зубы ответил я. – Двигайся!
Дальше ели молча. Я отнял яичницу, а Рыбкина, быстро позабыв муки совести, сточила почти весь сыр. Искоса глядя на нее, невольно подумал, что женщины врут, когда говорят: “Я так нервничала, что кусок в горло не лез”. Или Ульяна не женщина. А может, просто недостаточно нервничает?.. Так я могу это исправить!
Глава 13
/Ульяна Михайловна/
Угораздило же меня съесть завтрак начальника!
Я мучительно краснела и не сильно понимала, как вообще дошла до жизни такой.
Мама всегда говорила, что голодный мужчина – злой мужчина. И, судя по этой логике, Малкин постоянно был голодным. А еще он вышел из ванной в одном полотенце вокруг бедер.
Опять без костюма.
Еще и сел рядом, отогнав от яичницы. Впрочем, сам виноват. Шакшука, шакшука… Неужели было сложно назвать вещь своим именем?
