Галстук для моли - страница 57
И все было бы чудесно, все было бы прекрасно… Если бы поутру я не обнаружила три вещи: первая – спала я в одежде, как пришла. Вернее, как привел меня в номер Малкин. Вторая – на шее красовался бледный такой синячок, от вида на который я мучительно покраснела, глядя в зеркало. И третья, самая жуткая вещь – личный дневник исчез из мусорного ведра. А мусор нет.
****
Глава 30
/Малкин А.С./
Я был не в себе. Не только в тот вечер и ночь, о нет. Кажется, со мной что-то произошло еще на этапе собеседования. Мне нужен был ответственный, очень спокойный и исполнительный человек. Молодой мужчина. Когда же в кабинет вошла Рыбкина, я сразу понял, что возьму ее. Она шутила и сама смеялась над собой. Смотрела на нас с интересом, без подобострастия и глупого лепета. Она была такой живой и настоящей, что мне, погрязшем в работе, как болоте, показалась живительной силой.
Тогда я еще не понимал, не отдавал себе отчета, что делаю. Осознание пришло позже, накрыло морской волной в Тель-Авиве и окрепло под звездами в пустыне Негев. Рыбкина никогда не была интересна мне в качестве помощника. Ею практически невозможно было управлять: повысишь голос – тут же чувство вины рвет и мечет внутри, зато стоит сделать малейшую уступку – она расцветает. Получал ли я когда-нибудь раньше удовольствие от того, что радуется другой человек? Нет. Однозначно. Пока не встретил ее.
Это было странно. Даже немного болезненно. И чем больше мы находились бок о бок, тем сильнее я нуждался в ее присутствии.
И вот вчера, а вернее сказать уже сегодня, у меня снесло крышу. Она сама потянулась ко мне, подставила губы для поцелуя, обвила руками шею, шепнула:
– Спасибо за звезды…
Я не святой и не железный. Страсть сорвала крышу и вырвала ее с корнем. Я хотел Ульяну так, как никого и никогда, и не собирался отступать.
Но ей стало плохо. Гребаный виски… Она отстранилась, сказала, что кружится голова, попросила дать ей минуту… и уснула!!!
Пошел в ванную умыться. Срочно нужна была холодная вода. Хотя бы просто поплескать ею в лицо, чтобы прийти в себя. Замерев у раковины, я смотрел на собственное отражение и не мог понять, как дошел до подобной ситуации.
Теперь не получится просто сказать Ульяне, что все произошло случайно. Как работать дальше – тоже представлял с трудом.
И ведь между нами даже секса не было, сплошная прелюдия, а вопросов столько, что голова пухнет.
Вздохнув, смахнул рукой капли воды, все еще стекающие с лица после умывания, и потянулся за полотенцем. Взгляд невольно скользнул ниже, упершись в корзину с мусором. Сначала даже не понял, что мне показалось неправильным, а после присел на корточки и вынул из ведерка тетрадь со стихами Рыбкиной. Наверное, упала по неосторожности. Помощница мне досталась не самая внимательная. Вспомнив трагический стих о цветке, засмеялся и открыл находку на первой странице.
Ужасно захотелось посмотреть, что там есть еще…
Я покинул ванную спустя минут тридцать. А может, даже больше, потому что все это время читал.
Сначала, осознав, что нашел, хотел закрыть и оставить в мусорке. Но не смог.
Содержание дневника захватило меня полностью. Я словно получил шанс влезть в голову к той, что не отличалась прозрачностью мыслей.
Но было еще кое-что. Там, на каждой странице-исповеди, был я. Такой, каким никогда себя не представлял. Угрюмый сатрап привлекательной наружности. Ульяна описывала мой портрет со свойственной ей иронией и непосредственностью. И я, как человек со стороны, ясно видел перемены в ее настроении и восприятии.
Дочитав последнюю строчку, понял одну вещь: просто интрижки с Улей не получится. Она уже сейчас, еще до общего горизонтального положения, слишком сильно вошла мне под кожу. И дальше нужно было понять, насколько серьезны мои намерения…
Сон так и не пришел этой ночью, а сам я, едва наступил рассвет, предпочел позорно сбежать, оставив Рыбкиной записку на ресепшене, чтобы отдыхала после вчерашнего.
И пусть ничего “такого” между нами не было, но я не знал, как смотреть ей в глаза. Что говорить? Что делать? Уволить? Позвать на другое свидание? Как вообще нужно поступать в подобной ситуации?
Поэтому неудивительно, что вместо выбора решения на эти вопросы я поехал на съемки к Максу. Похоже, я трус, если боюсь встречи с собственной помощницей.
На мгновение я представил, будто нашел такой дневник, скажем, в авторстве Светочки, и в груди тут же взметнулся шквал гнева. Потому что за подобное московскую секретаршу я бы распял, а после вышвырнул без выходного пособия на улицу.
Потому что да, я сатрап. А как иначе держать под контролем стольких людей и вести бизнес? Без жесткой руки все полетит к чертовой матери!
А вот на Рыбкину у меня даже рот не открывался накричать. Хотя до этого я регулярно и со всей самоотдачей повышал на нее голос, если она откровенно косячила по работе.
Но стоило зайти теме о личном, и во мне что-то дрогнуло. Сломалось.
Совершенно предсказуемо, что я попытался спрятаться за работой. Прилетел на площадку к Фельдману, долго бегал по палаткам искал Макса, а когда нашел в трейлере у Индиры, окончательно понял, что с романтикой в голове упустил пульс ситуации. Самой богатой дочурки внутри не было, зато звездун развалился на ее кровати вполне по-хозяйски.
– Да ты с ума сошел, – зашипел я на Старовойтова, едва стало понятно, что этот поганец уже и здесь отметился. – Ее папочка с тебя шкуру сдерет!
– Не сдерет, – Макс парировал самодовольно, при этом отрывая виноградину с большого блюда и забрасывая себе в рот. – Индира обо всем договорилась.
