Стон и шепот - страница 52

Мне на это развлечение было в большей степени плевать, я сюда приехал искать налоговика и для этого припрятал парочку фотографий в кармане пиджака.

Лавируя между многочисленных людей, я выискивал свою жертву взглядом и пока не находил. Зато остальных мудаков высшего общества здесь было вдоволь.

Взгляд зацепил Влада Соколовского, стоявшего рядом с таким же отбитым на голову сынком какой-то шишки из пенсионного фонда. Я даже уловил краем уха их разговор:

– Батя мне майбах обещал. Но в конце года, когда эта шумиха с повышением возраста утихнет, а пока на ламборджини покатаюсь.

Покосившись на зажравшегося ублюдка, который потягивал сейчас явно что-то алкогольное из бокала, пожелал ему разбиться на обратном пути домой о ближайший отбойник.

От мыслей меня отвлек мелькнувший впереди Польский. Вот и он, зараза.

Настигнув его у выставленной прямо на улице барной стойки, я мягко попросил его отойти в сторонку. Судя по надменной ухмылке Польского, он был в курсе ситуации в моем бизнесе и явно ожидал от меня “плюшек” с несколькими нулями в конце и в зеленом эквиваленте.

– Руслан Михайлович, не ожидал вас здесь увидеть, – улыбчиво начал этот мудак. – Поговаривали, что вы с головой ушли в работу, не до развлечений.

– Так и есть, – оскалился я. – Вашими стараниями, так сказать.

Польский всплеснул руками. Жест от взрослого мужика вышел по-гейски противным, впрочем, фото в моем кармане это только подтверждали.

– Господин Коршунов, мои сотрудники всего лишь выполняли свою работу и делали это качественно. Нельзя обвинять их в соблюдении всех правил и процедур. Впрочем, – налоговик сделал многозначительную паузу, – вы ведь знаете, что я предпочитаю наличные, и мы можем договориться.

– О да! Я тоже так думаю. Очень верю, что именно “договоримся”, – с этими словами я вытащил фотографии и сунул под нос Польскому. – Завтра это может чисто случайно лечь на стол директору первого канала. Или даже лучше: для стопроцентного резонанса начну с ведущих интернет-площадок. Уверен, блоггеры обсосут эту новость не хуже, чем вы член этого парня.

Польский побледнел, и у него задрожали руки.

– Откуда это у вас? – проблеял он.

На что я выгнул бровь и искренне поинтересовался, неужели он думает, я сдам источник?

После этой фразы до этого заразы наконец дошло, зачем я все еще тут стою, а не сливаю фотки в сеть.

– Завтра же устраню все проблемы, созданные моим ведовством.

– А вы понятливый, господин Польский, – похвалил его я. – Быстро смекаете.

Он закивал, подобно китайскому болванчику, и тут же принялся запихивать мне фотографии обратно, я же брезгливо отпихнул его руки прочь, ибо помнил, что он этими самыми руками делал.

– Оставьте на память. У меня еще есть несколько десятков копий.

На этом я поставил жирную точку в нашем разговоре.

Думаю, мы друг друга отлично поняли, ровно настолько, что мне больше нечего делать на этой вечеринке.

Я уже направлялся к машине, когда раздался звонок. Вытащив телефон, с нехорошим предчувствием уставился на номер доктора Орлова.

– Да? – громко произнес я, перекрикивая врубленную кем-то поблизости музыку. И опять это противное ощущение самого ужасного. Лишь бы не это. – Что-то с матерью?

– Роман Михайлович, доброго вечера, – из-за шума я еле различал голос мужчины. – Понимаю, что поздно, но ваша мать немного пришла в себя. Сами знаете, насколько редки такие состояния, и я решил сообщить. Она зовет вас.

– Еду, – коротко бросил на бегу к машине.

И по хрену, что на меня все смотрят и оборачиваются. Не каждый день увидишь бегущего Коршунова.

– И захватите мороженое, – добавил Орлов. – Вы ведь помните…

– Помню, – оборвал я. Лучше него знал. – Скоро буду.

На моей тачке до сих пор тусовались какие-то бляди: развалились на капоте и устраивали фотосессию. Гаркнув на них, что всех передавлю на фиг, если сейчас не свалят, я завел машину и с визгом шин свалил с автодрома.

По фигу, что про меня подумают, я ехал к матери.

* * *

Это было последней каплей в череде событий. Той самой, что переполнила чашу, преодолев точку поверхностного натяжения. Той самой, вскрывшей меня изнутри, выпотрошившей грудину… Я ощущал себя выброшенной на берег рыбой, которая лихорадочно глотает воздух, но не может насытиться кислородом.

Не успел я к матери.

Как бы сильно не гнал гребаную скоростную тачку. Даже на гоночном болиде, блядь, не успел бы.

Нет, мама не умерла. Но когда я приехал, пообщаться с ней было уже не судьба.

Ушла в себя! Опять. Вернется не скоро и, вероятнее всего, вообще никогда не вернется больше.

Орлов сказал, что с такими, как она, в этой стадии болезни “нормальное сознание” – исключительная редкость. Которую я успешно проебал.

Очередное разрушение моего маленького мира, и оно всегда испытание. Я с честью держался, когда воевал и дома, и на работе, когда не мог расслабиться ни на минуту и скинуть напряжение, но это… мама. Наверное, это единственное святое, что остается в жизни каждого человека, каким бы опустившимся он ни был.

Вот и сейчас…

Я ввалился в темный дом, жадно втягивал носом воздух, но вместо привычного флера ароматов мне по-прежнему мерещился запах вишневого мороженого. На руках, на коже, на языке… От него тошнило, выворачивало внутренне до кровавой рвоты. Приятный запах из детства, который в последние годы стал ассоциироваться с мукой и больницей.

Мне вскрыли вены, и кровь медленно заливала все вокруг, и даже она того самого ненавистного темно-вишневого цвета. Прислонившись спиной к двери, я сжал мелко подрагивающие пальцы и с горькой усмешкой понял, что…