Любовница своего бывшего мужа - страница 16

Подняла глаза и тут же натолкнулась на острый взгляд Антона — его расширенные зрачки, едва поднятые уголки губ, судорожно сжатые на вилке пальцы — вряд ли он думал о том дне, когда мы делали шоколадные сердечки и неправильно темперировали шоколад.

Я провела рукой по лицу, уверенная, что если сейчас на меня посмотрит кто-нибудь еще, то все сразу поймет.

Тихонько встала, вроде бы направляясь в туалет, но на полпути заметила выход на пустой балкон, который был не видел из гостиной, и свернула туда. На улице было совсем не жарко, и прохлада окатила меня исцеляющим спокойствием.

Я глотала воздух, словно вынырнула из глубины, и дышала так громко, что не услышала легких шагов.

…и когда мне на талию легли горячие руки, прикипевшие своим жаром к жару моего тела, и Антон развернул меня к себе с ехидным:

— Тебе не жарко, дорогая?

…я обвила его шею руками и поцеловала его сама, отдавая весь разгоревшийся во мне огонь — губы к губам.

Поцелуй

Теперь я целовала его, а не он меня. Я брала все, что мне нужно. Весь огонь, всю влагу, всю тяжесть, всех бабочек в животе. Полностью, без остатка, столько, сколько мне нужно.

 Выплескивала все желание, что родилось во мне от этих воспоминаний.

Хорошо, что нас не было видно из комнаты, где все собрались.

Мои пальцы зарылись в его волосы, я стояла на цыпочках, вся натянутая как лук, нацеленный в солнце. Мое солнце. Давно не мое солнце.

Горечь, которая рождалась от этих мыслей, только прибавляла сложности вкусу этого поцелуя. Я уже взрослая, я научилась любить не только сладкое, но еще и острое, и горькое.

Гладила его по плечам, проводила ладонью по колючей щеке, нежно и не очень нежно — как получалось.

Не могла напиться им, не могла утолить себя.

На секундочку оторвалась, чтобы спросить:

— Натка это жена?

— Невеста… — растерянно.

И снова в глубину поцелуя. Сплетаться языками, высасывать друг из друга весь воздух, необходимый для жизни, чтобы становиться друг для друга — этим воздухом. Прикусывать губы, зализывать саднящие укусы, не останавливаться до последнего, пока еще есть силы, еще есть воля, еще есть жажда — слишком сильная жажда, до невозможности выпустить другого из объятий.

Не знаю, почему он это не прекращал. Я слишком этого хотела. Твердые мужские губы, короткая стрижка под пальцами, быть прижатой к горячему телу. Хотеть, как я никого не хотела после него. Их было много, тех, кто мог разбудить во мне огонь, но никто не умел разжечь его так, что из головы вылетает все на свете и хочется только этого мужчину. Если бы такой был хотя бы один, я не была бы сейчас одна.

Не была бы сейчас с Антоном.

Потому что на свиданиях надо трахаться как нормальная женщина, а не сбегать в тот самый момент, когда кавалер уже почти незаметно перекладывает презервативы из бардачка в карман джинсов, намекая, что страшно хочет кофе.

Тогда не будет вот так рвать крышу.

Столько лет я не помнила ничего этого, не пыталась повторить и не хотела. На моих еженедельных свиданиях мне встречались потрясающие мужчины: умные, щедрые, красивые, добрые, сексуальные до такой степени, что я едва удерживалась от того, чтобы утащить их в туалет ресторана. Но все это длилось до момента, когда надо было уже точно-точно решаться. Уже идти следом, уже разрешать их рукам дотрагиваться там, где раньше дотрагивался только муж, уже раздеваться.  И вот тут я останавливалась.

Я нисколько не была против этого секса, особенно учитывая, что иногда не-секс был так откровенен, что сложно было провести черту. Я не собиралась засушить себя до конца дней и хранить верность только одному-единственному. Я иногда даже искренне считала, что люблю мужчину рядом со мной. Но неизменно и безотказно в самый ответственный момент у меня включалась голова. И продолжать можно было только исключительно из упрямства, просто чтобы довести до конца начатое. Мне не хотелось насиловать себя. Мне хотелось, чтобы отказывали тормоза и сносило крышу. Чтобы было не хуже, чем в браке, потому что, если хуже, то зачем?

Секс у нас с Антоном сломался в тот последний день весны, когда мы, как обычно, почти без слов, столкнулись, сплелись, свалились на постель, утоляя друг об друга физическое желание. Даже зная, что все это уже кончается, мы продолжали трахаться каждый день.

Но завтра он переставал быть моим мужем.

И выезжал из квартиры.

И в первый раз я в процессе задумалась об этом: что он был — будет с другими женщинами.

Мой мужчина. Мой единственный мужчина. А я его единственная женщина.

То есть, уже не единственная.

Все внутри заледенело и кончилось. Как-то разом.

Он почувствовал это тогда и остановился.

Спросил: «Не хочешь?»

Я помотала головой, опасаясь, что меня стошнит, если я открою рот.

Он встал и ушел в ванную, а оттуда на кухню и остался спать там на диване.

Я не смыкала глаз до самого рассвета, но притворилась спящей, когда он встал, стал кипятить чайник, одеваться.

Заглянул в комнату: «Машина за вещами приедет через полчаса».

Тогда я встала, впрыгнула в джинсы и ушла из дома.

Шла долго, пешком, не глядя по сторонам, но все равно пришла к загсу слишком быстро.

Там разбрасывали блестящие конфетти, рис и лепестки цветов, там играла музыка, там хлестало из бутылок шампанское… Но мне надо было в соседнюю дверь.

Там мне поставили еще один штамп в паспорт и выдали свидетельство о разводе.

Когда я вернулась домой, на полу валялись какие-то ошметки веревок и куски картона, на столе лежали ключи, и у меня больше не было мужа.