Сладкое лето - страница 27

— Я хотела сделать основу из дакуаза…

Он сжал мои ягодицы — и вдруг подхватил меня и посадил прямо на барную стойку позади нас. Пришлось потеснить миксер и соковыжималку, которые там жили до сих пор.

— Дакуаз… Звучит очень эротично.

Я не могла понять, почему на стойку, она ему выше пояса, так ведь неудобно!

— Это французское слово… Обозначает такое тесто из меренги и ореховой муки.

Но когда он широко развел мои ноги, я поняла, что снова грядет особое издевательство.

— Меренга тоже красиво звучит. Но мы будем его готовить?

— Нет, у меня есть запас в морозилке.

Он встал между моими широко раздвинутыми коленями и развел их еще чуть-чуть. Сразу сладко заныли мышцы. Жалко, я не балерина, с Максом растяжка бы пригодилась.

— А говорила, играем без читинга. Теперь в наказание рассказывай, как его готовить.

Его рука накрыла междуножье, он как будто поймал птицу в ладонь.

— Ты серьезно?

Я всматривалась в его глаза, но в них только искрилось обычное его безумное веселье, а пальцы уже осторожно раздвигали складочки, разводили нижние губы и дотрагивались до самых чувствительных мест.

— Никогда не был так серьезен. Это твоя страсть, — он лизнул меня в губы, и его пальцы дрогнули, даря мне короткую, но острую ласку. — А это моя. Давай соединим их.

Он закатал мою футболку выше, на пояс, открывая все, что обычно скрыто, своему взгляду, и по моему телу прокатилась волна дрожи и напряженного возбуждения, от того, с каким вниманием он меня рассматривал.

— Ну же… — не поднимая глаз от моей вульвы, поторопил Макс.

— Нужно смешать белки и сахар… — начала я самый странный урок кондитерского мастерства в своей жизни.

— Сахара, конечно, поменьше? — все так же деловито уточнил Макс.

Его палец провел сверху донизу, а потом остановился, другая рука приподняла капюшон клитора, а он коротким движением дотронулся до него, запустив цепную молнию по всем моим нервам. Они заорали: алярм, алярм, пробуждение всех эрогенных зон!

— Надо взбить до мягких пиков, как для меренги, — на выдохе произнесла я, с трудом найдя слова. Я прекрасно помнила такие базовые вещи, но дар речи куда-то упорно убегал.

— Мне начинает нравиться слово меренга. Оно такое же загадочное, как слово минет. И дакуаз. Все самое вкусное придумали французы.

Он обвел клитор по кругу, от чего тот увеличился и запульсировал, а я непроизвольно попыталась свести ноги. Но Макс не дал. Руки твердо развели их еще чуть-чуть, и я застонала.

— Продолжай. Орехи же, да?

Его большой палец надавил на клитор, а указательный и средний медленно проникли в меня. Они легко скользнули внутрь: я была уже безумно мокрая.

— Надо смешать ореховую муку и обычную.

— Молодец.

Пальцы слегка согнулись и уперлись в то самое местечко, прикосновение к которому заставило меня ахнуть и попытаться откинуться назад, но Макс поймал меня и положил руку на поясницу. Теперь он стоял совсем близко, окутывая своим запахом кардамона и перца. Я спросила однажды, что это за одеколон, но он только улыбнулся.

— И перемешать вручную, чтобы не опала меренга.

— У меня никогда ничего не опадает, ты-то должна знать.

Я попыталась засмеяться, но только ахнула, когда пальцы стали жестко и быстро тереть найденное местечко, а еще один теребить клитор. Мое тело не понимало, на что из этого реагировать в первую очередь, и лавиной подавало противоречивые сигналы.

— А потом… на силиконовом коврике… в… аххххх… духоооооовку…

Я договаривала уже на автопилоте, потому что невыносимое ощущение то ли близких слез, то ли близкого оргазма захватывало целиком, пальцы Макса сновали внутри, и между ног у меня непристойно хлюпало — так громко, так развратно.

— И сколько минут? — спросил Макс, расстегивая джинсы одной рукой и выдергивая из меня другую.

— Пока не начнет пружинить… — выдохнула я, и он вошел в меня, проскользнул мгновенно и до самого конца, выбив еще один острый стон.

А Макс на моих глазах облизал свои пальцы, будто он не оттрахал меня ими, а съел тот самый торт.

В общем, изготовление мусса пришлось немного отложить.

Кофейный мусс

Я привыкла, что Макс сбегает от меня на рассвете и на закате, словно он зачарованный принц, который должен проводить часы сумерек в своем мрачном замке на вершине горы. Но до вечера еще далеко, следующие заказы наполовину сделаны, и украшать я их буду уже завтра. Можно предаваться разврату без тихого шепота совести.

Он наклоняется надо мной, глаза блестят, и я понимаю, что он, уже утоливший первую жажду, задумал что-то невероятно извращенное. Кожу покалывает миллионами иголочек, когда я вижу такой его взгляд.

Плотоядный. Извращенный. Сощуренный.

Будет вызов.

Но вместо вызова у Макса звонит телефон.

Иногда он игнорирует эти звонки, иногда отвечает кратко. Иногда уезжает пораньше, если мы не заняты чем-то интересным.

Но сейчас в его голосе появляются тревожные нотки.

Его пальцы все еще гладят меня по животу, очерчивая спирали вокруг пупка, но уже как-то машинально, без души.

— Прости, милая фея, ни мусса, ни извращений, — вздыхает он, завершая вызов. — Труба сегодня зовет на работу особенно яростно.

— А где ты работаешь? — Я наблюдаю за тем, как он одевается. Иногда это даже эротичнее того, как раздевается. Как втряхивается в потертые джинсы, натягивает футболку, туго обтягивающую грудь и обрисовывающую мышцы, и рубашку сверху. Ерошит невозможные свои волосы, отросшие до неприличия, скоро можно хвостик будет делать. Ну не тратить же драгоценное время безумия на поход в парикмахерскую.