Про Одну Девочку - страница 21

— Теперь понятно, в кого ты такой блинопёк!

На следующий день Мама с Ланой уже в свою очередь были приглашены к ним на блины. Девочка давно хотела научиться переворачивать их, подкидывая в воздух: особо тонкие блинчики рвались от лопатки, и иного способа перевернуть их неповреждёнными просто не было. С утра Девочка усердно тренировалась. Получилось у неё не с первого раза, и подкидывать блины приходилось над мойкой или рабочей поверхностью — чтоб если и мимо, так не на пол или плиту. Сперва нужно было слегка потрясти сковородкой, чтоб блин отделился; если он скользил и легко отставал, значит, можно переворачивать. Жестом жонглёра Девочка делала движение сковородкой вверх — и круглая тонкая лепёшка летела к потолку. Заметив улыбающуюся в дверях кухни Любимую, Девочка воскликнула:

— Ахалай-махалай, ляськи-масяськи!.. Внимание, смертельный номер!

Подыгрывая ей, Любимая изобразила барабанную дробь. Блин взмыл вверх, перевернулся и шлёпнулся на сковородку. Девочка слегка тряхнула его, и он лёг ровно.

— Ну, ты виртуо-о-оз! — уважительно качая головой, протянула Любимая.

Но Девочке показалось мало одного переворота, и она пошла дальше в совершенствовании своего мастерства. Она добивалась такой силы и точности броска, чтоб блин перекувыркивался в воздухе два и даже три раза.

К приходу гостей на тарелке дымилась тяжёлая, дышащая сладко-сливочным ароматом стопочка блинов, но в большой кастрюле ещё оставалось тесто. Девочке непременно хотелось поразить Маму и Лану выученным трюком.

— А хотите блинчиков с пылу-жару? — весело предложила она. — Сейчас всё будет! И не просто так, а со спецэффектами!

Мама с Ланой заинтересованно переглянулись, а Любимая кивнула со значительным видом, будто говоря: «Сейчас вы увидите нечто грандиозное, даже не сомневайтесь!» Масло на сковородке потрескивало, а когда тесто полилось бежевой ровной струйкой, раздалось громкое шкворчание. Тесто ложилось узорами, обещая на обратной стороне поджариться причудливым, аппетитным, дырчатым рисунком. Вот уже верхняя сторона блина перестала влажно блестеть, схватилась, и Девочка, готовясь выполнять свой «смертельный номер», чуть встряхнула сковородку. Блин легко скользил.

— Тройное сальто! — объявила Девочка.

Бросок! Шлёп! Блин, перевернувшись три раза, приземлился благополучно, и Мама захлопала в ладоши с восторженно разинутым ртом. Она радовалась, как ребёнок, только что увидевший увлекательный цирковой номер.

— Вот это да!

Девочка раскланялась, с достоинством принимая заслуженные аплодисменты. Тщеславный чертёнок вдруг зашевелился в ней, боднул рожками, и Девочка решила: «А, была не была!..» Она пошла на усложнение трюка — бросок в четыре переворота, который ей пока ещё не удавался. А вдруг получится именно сейчас? Какой эффект будет!..

Блин взлетел… Но не приземлился. По лицу Любимой Девочка поняла, что что-то пошло не так. Та захватила и примяла себе ладонью рот и подбородок, по-видимому, изо всех сил стараясь удержать рвущийся на свободу смех.

Сковородка была пуста. Девочка растерянно окинула взглядом пол… Ничегошеньки. Проследив направление взглядов гостей, фокусница обнаружила пропажу. Солнечно-круглый, жирный, горячий блин прилип к потолку. Высоты кухни для броска с четырьмя переворотами явно не хватало.

— Гм, прошу прощения, этот номер был недостаточно подготовлен и отрепетирован, — пробормотала Девочка, краснея то ли от блинного чада, то ли от смущения.

— Ахалай Махалаич ты мой! — Уже не сдерживая смеха, Любимая обняла её за плечи.

Она встала на табуретку и бережно сняла блин с потолка.

— Его кто-то будет есть? — спросила она, окидывая всех искрящимся от веселья взглядом. — Нет? Ну, тогда я его съем, если никто не возражает.

И Любимая, свернув блин, хорошенько искупала его в розетке с вареньем, после чего со смаком откусила.

— По-моему, так ещё вкуснее, — с набитым ртом проговорила она, жуя.

Смущение отступало, а на его место приходило ласковое тепло: Девочка любила, когда её стряпню ели с таким наслаждением. Однозначно, праздничный обед вышел на славу.

Пляжная феерия

Однажды Одна Девочка с Любимой отправились на пляж. Сосны, белый песок, лазурная вода… и куча народу. Рядом отдыхала весьма колоритная парочка: она — знойная женщина, мечта поэта, обладательница роскошного шестьдесят второго размера, он — мужичок-муравей, щупленький и кривоногий. Дама загорала стоя, а её миниатюрный супруг, примостившись в её обширной тени, наслаждался созерцанием симпатичных девушек в купальниках. Дама не просто загорала, она принимала солнечные ванны, подставляя жарким лучам все участки своей необъятной, как закрома родины, фигуры. Со стороны казалось, будто она играет в «море волнуется раз…»: в каких только причудливых «морских фигурах» она не замирала, стремясь к ровному загару!

— Галя, с тебя прямо скульптуру ваять можно, — заметил Муравей. — Древнеегипетскую. Сфинкс называется.

Голос был под стать его телосложению: пискляво-гнусавый, мультяшный. Галя не удостоила его ответом. Ветерок колыхал широкие обвисшие поля её пляжной шляпки, а обильно смазанное солнцезащитным кремом лицо жирно лоснилось. Никакой муравьиный писк не мог отвлечь её от процесса синтеза витамина Д, которому она сосредоточенно и величественно предавалась.

Девочка с Любимой млели на солнышке, время от времени освежаясь охлаждённым квасом из термоса. Девочка растянулась на животе; её так разморило, что лень было даже смахнуть капельку пота, которая повисла на кончике носа…