Ведомые - страница 76

Мужчина не ждет, не спрашивает. Я такая влажная, что его член легко скользит внутрь. Большой, толстый и увесистый. С каждым дюймом, который преодолевает, его бархатная гладкость растягивает меня. И он должен потрудиться, толкаясь и проникая, используя стену как рычаг. Бездыханная, я развожу ноги шире, давая ему достаточно места.

От каждого толчка глубоко в его груди зарождается рык, наши бедра встречаются с тяжелым шлепаньем. Он чертовски сильно трахает меня, и мне это нравится.

Не успев даже подумать об этом, я достигаю оргазма. Он не похож ни на что испытанное мною прежде — сумасшедшее крещендо, которое поднимает все выше и выше. Удовольствие настолько сильное, что даже больно. Мне остается лишь скользить, насаживаясь на него, крича от беспомощной потребности.

И чем больше я двигаюсь, тем сильнее он становится, словно питаясь моим отчаянием. Стены дрожат от силы наших рывков. Картина с грохотом падает.

Габриэль прижимается ко мне, погружая член так глубоко, что кажется, едва не достает до горла. Он стонет долго и болезненно, когда кончает. Тело наполняет жар, и рвано выдыхая, я падаю, приваливаясь к стене.

Тяжело дыша, он наклоняется ко мне, его губы приоткрыты и дрожат у моего плеча. Я смотрю в потолок и провожу трясущейся рукой по влажным волосам. Сердце бьется как барабан.

Потные и дрожащие, мы остаемся на месте. Он шевелится, и это движение посылает укол в мою ноющую сердцевину.

— Без презерватива, — хрипло произносит он. — Я не подумал.

Чувствую, как улики стекают по моей попке. Издаю сдавленный смешок.

— Думаю, тогда хорошо, что мы оба чисты, а я на таблетках.

Габриэль сгибает пальцы, проводя вверх по моему бедру, будто не может остановиться.

— Ты не расстроена?

— Бесполезно запирать конюшню, когда лошадь сбежала, — произношу я все еще потрясенно. — Или как там это звучит.

Он поднимает голову, и наши глаза встречаются. Меня охватывает странная застенчивость. Черт возьми, у меня никогда не было такого секса, как сейчас. Словно жизнь зависела от того, как я буду кататься на члене. Секса, который сводит с ума от похоти, и я забываю о защите. Черт, если честно, я забыла даже свое имя. Жар во взгляде моего партнера говорит, что он это знает.

Я чувствую его там, глубоко во мне, все еще пульсирующего. Слегка покачиваюсь, и он дергается, длинный член становится тверже.

— Больше никого, — говорит он хриплым голосом.

Габриэль не объясняет, говорит он обо мне или о себе. Это не имеет значения. И так понятно, что теперь есть только мы.

Однако я все равно облизываю припухшие губы и отвечаю:

— Только ты.

Глава 21

Габриэль

Разрушены. Мои отполированные доспехи. Мое упорное сопротивление. Мое закаленное сердце. Она прорвалась через первые два и заявила права на третье. И у меня нет желания бежать.

По правде, я едва могу двигаться. Часы получения одновременных оргазмов, отдыха, встречи взглядами, а потом снова оргазмов взяли свое. Мы уподобились жадным демонам, которые трахаются так, словно мир вот-вот рухнет.

Я сытый и потный завернут в клубок из крохотного тела Софи и простыни, давно уже стянутой с кровати. Ее голова, как и должно, покоится на изгибе моего плеча, и я играю с золотисто-розовыми прядями ее влажных волос.

Сегодня из-за собственной глупости я мог потерять ее, упустить это совершенство. Благодарность нарастает в груди и перекрывает горло. Софи Дарлинг не ушла от меня. Она дала мне шанс.

— Спасибо, что пришла домой, — говорю я, не в состоянии сдержаться.

Дом. Осознает ли она, сколько раз я называл своим домом то место, где мы отдыхаем? Не хотелось так себя выдавать, но не могу остановиться. Хочу, чтобы она знала, что значит для меня. И все же ощущение разоблачения моего сердца настолько чуждо, что мне трудно дышать, когда ловлю ее взгляд.

Выражение ее лица смягчается, карие глаза сияют. Когда Софи тянется, чтобы убрать волосы с моих бровей, меня захлестывает облегчение, оно словно прохладная вода для напряженных мышц.

— Ты первым пришел домой.

У меня не было дома, пока она не вошла в мою жизнь. Эта женщина, не колеблясь, дала мне его, будто ждала все это время, зная, что я предназначен ей. Я касаюсь ее щеки, напоминая себе о том, что она реальна.

Ее голос — связующее звено в темноте.

— У тебя синяки на боку и на лице.

Я не шевелюсь. Понимая, что еще не полностью исцелился, я держался подальше настолько долго, насколько мог.

— Они едва заметны, — медленно произносит она, явно подбирая слова. — Но я заметила их, когда мы были в душе.

Где свет оказался слишком ярким, чтобы удалось что-то скрыть.

Рукой она гладит мой бок. Кожа уже не так чувствительна, но от ее прикосновений появляется гусиная кожа.

— Ты собираешься рассказать мне, где был?

Она не обвиняет, и от этого еще хуже.

Голос звучит грубо, когда я наконец заговариваю:

— Дрался.

— Дрался? — Она приподнимается на локте. — С кем? Где? И какого хрена?

Ужас в ее глазах заставляет почувствовать себя ребенком.

— Я вырос в драках. Когда был моложе, я этим зарабатывал, а еще потому, что они помогают отпустить во мне нечто, нуждающееся в освобождении.

Ее взгляд мечется по моему лицу.

— И тебе снова требовалось расслабиться?

— Да.

— Из-за меня.

Я не могу лгать ей. Больше никогда.

— Да.

Софи с шумом втягивает воздух, а я хватаю ее за затылок, боясь, что она уйдет.

— Потому, Софи, что я идиот, который не мог, не сломавшись, вернуться той ночью в отель. Тогда я не мог сказать тебе правду.

Она не отодвигается, а наоборот, мягко произносит: