Прежде чем мы стали чужими - страница 42

– Черт, не смеши меня, у меня голова раскалывается. – Перейдя комнату, я уселся на край кровати и свесил голову между колен. – Ну и нажрались же мы вчера.

– Мы, черт возьми, поженились, Мэтт. – Грейс широко и выразительно раскрыла глаза. Они были покрыты красными прожилками.

– Знаю. – Хотя на самом деле до того момента я не был на сто процентов уверен в этом.

Я увидел в зеркале напротив свое отражение. Волосы торчали во все стороны, а на белой майке появилось пятно неизвестного происхождения.

– Черт. Побери, – сказала Грейс.

– Что?

– Что мы теперь будем делать? Оно что, действительно все взаправду?

Я показал ей палец, на котором было кольцо, сделанное из обертки из-под жвачки, и поднял вверх свой с точно таким же. – Видишь?

– Погоди. И ты произнес все положенные «бла-бла», когда надевал его на меня? – спросила она. Я виновато улыбнулся и кивнул. – Боже мой, Мэтт. Не могу поверить, что ты сделал это на спор. Что, что с тобой не так?

– Постой, постой! Откуда ты знаешь?

– Тати зашла ко мне утром. Валялась тут от хохота по полу, чуть не описалась, пока меня выворачивало наизнанку в ванной. Она сказала, что нарочно тебя развела, и не могла поверить, что ты поведешься. Такие вот новости с утра, большое спасибо.

– Вот стерва, – прошептал я. – Она еще должна мне праздничную ночь.

– Ты сукин сын.

– Погоди секунду. Ты тоже там была, рядом со мной, Гэри Бьюзи свидетель, и ты сказала: «Да». Я не заставлял тебя это делать.

Она села, обхватив голову руками.

– Я была не в себе, Мэтт.

– Грейс, погоди, успокойся. Иди приляг сюда.

– Нет. Ни за что. Надо придумать, как аннулировать это дело. Сегодня же.

– Мы можем аннулировать это завтра. Давай примем душ и поспим, ладно? – Она сидела молча, потирая голову. – О, и еще такая мысль… Может, нам и не надо ничего аннулировать?

Она потрясенно взглянула на меня:

– Что? Ты что, совсем мозги пропил?

Ее тон был как нож в сердце. Она не хотела даже обдумать эту мысль. Пусть это был не самый идеальный способ пожениться, но она вела себя так, будто сама идея выйти за меня замуж вызывала в ней отвращение.

– Грейс, ты хотела меня всего, а потом вот так, да? Можно подумать, выйти за меня замуж – это худшее, что могло с тобой случиться. Почему же ты тогда не едешь в Европу с Порнсайком? Какая тебе разница? Мы так молоды, мы должны делать все, что хотим. Разве не ты всегда это говорила?

– А знаешь что? Я должна делать все, что хочу. Тати права. Может, я и в самом деле отказываюсь от отличной возможности только для того, чтобы торчать тут и ждать тебя. Может быть, я в конце концов поеду с Порнсайком.

Как только она это произнесла, мы оба напряглись. Я ждал, что она повернется ко мне, извинится и возьмет свои слова обратно. Но она отвернулась. Она даже не смотрела на меня.

– Оставь меня в покое. Я видеть тебя не могу.

В ярости я поднялся.

– Не переживай. Ты меня больше и не увидишь. – Я выбежал из комнаты и захлопнул за собой дверь. Даже не понимая толком, что произошло, я чувствовал, что моя чертова жизнь на фиг кончилась.

Я прождал целый день, надеясь, что она придет и извинится.

Ничего.

Я подождал еще день, давя в себе порывы пойти и извиниться самому.

На третий день я подсунул ей под дверь бумаги об аннулировании нашего брака, хотя бы затем, чтобы она поговорила со мной. Ночью я слышал через стену, как она плакала, а потом играла сюиту Баха три часа подряд. Я заснул, прижав ухо к стене.

Но так ничего и не произошло. Мы не обменялись ни единым словом.

Дни сложились в неделю. Неделя выросла в две. Мы не разговаривали. Я даже не видел ее. Мне было очень хреново. Когда я слышал, как открывается ее дверь, мне требовалось все мужество, чтобы не выбежать, не схватить ее и не закричать: Какого черта мы делаем это друг с другом?

17. Мы были одним целым

ГРЕЙС

Мы не разговаривали уже не первую неделю, и я не переставала болезненно ощущать, как уходит время. Мэтт должен был улететь в Южную Америку через шесть дней.

После нашей ссоры я сильно похудела. Меня мутило, и я все время чувствовала слабость. Было трудно сосредоточиться, и я не могла даже думать о какой-то социальной жизни.

Тати постоянно раскаивалась в своем частичном участии в событиях того дня, когда у нас с Мэттом все кончилось.

– Но знаешь, может, это и к лучшему. Ты же не хочешь превратиться в Джеки Рид, правда?

Мы с Джеки Рид учились вместе в старших классах, и я часто рассказывала подружкам ее историю в качестве предупреждения. Она вечно хвасталась в школе, что у нее есть бойфренд, студент колледжа где-то в Неваде. Долгое время никто из старшеклассниц вообще не верил в его существование. Но Джеки убеждала нас, будто отношения на расстоянии только усиливают чувства и он любит ее еще больше. Она даже называла это специальным сокращением – ОНР. Я говорила ей, что нельзя придумывать сокращения для всего вокруг – люди перестают тебя понимать. Когда мы окончили школу, она пошла учиться в какой-то заштатный колледж в этой Неваде, только чтоб быть к нему поближе, хотя ее приняли даже в Йельский университет. И два месяца спустя он ее бросил. Она вернулась домой и работает в молочной лавке. Мы все считали ее величайшей идиоткой в мире.

А бедная дурочка была, наверное, просто влюблена.

Тати не была виновата, и моя история не была похожа на историю Джеки Рид. Мы с Мэттом разошлись, оттого что наши дороги тоже расходились. И те бумаги, что он мне принес, только подтверждали то, что не так уж ему все это было и нужно, как он говорил. Скорее всего, он понимал это так же, как и я.