Прежде чем мы стали чужими - страница 72

После этого никто из нас не звонил и не писал другому несколько дней.

25. Вернись ко мне

ГРЕЙС

Начиная со следующей недели Эш взяла манеру не рассказывать мне об их с отцом планах. Когда я отчитала ее за это, она возразила:

– Предполагается, что родители должны сами общаться между собой. Даже те, которые не женаты.

В этом была вся Эш – она всегда была взрослой.

Я понимала, что мы с Мэттом не можем продолжать так до бесконечности, ссориться и переживать. Каждый из нас заслуживал большего, но я не была уверена, что мы готовы к нормальным отношениям.

Наконец, когда Мэтт однажды днем зашел за Эш, я открыла ему дверь и пригласила зайти. Он встал на пороге кухни, глядя, как я вытираю посуду.

– Как твои дела? – спросил он, немного формально, но без неловкости.

– Хорошо. Я репетирую в филармонии после занятий. Может быть, я смогу заменить их виолончелиста, но тогда мне надо будет летом уехать на две недели. Я не уверена, что хочу оставлять Эш так надолго.

– Грейс, это потрясающе! Я могу взять Эш к себе; может, мы с ней тогда выберемся в Калифорнию.

Эш крикнула со второго этажа:

– Пап, пять минут!

– Хорошо! – откликнулся он.

– Куда вы собираетесь? – спросила я, не глядя на него.

– Мы собирались в музей Метрополитен, а потом ужинать.

Я глянула на часы – было четверть шестого.

– Вы не успеете до закрытия.

– По пятницам там открыто до девяти.

– А, тогда нормально. – Внезапно я поняла, что у нас происходит самый обычный диалог за все время – двое просто обсуждают ежедневные бытовые детали.

Эш вошла в кухню в короткой маечке, и у меня вылезли глаза на лоб:

– Прости, не забыла ли ты надеть свитер?

Эш закатила глаза.

– Прекрати закатывать глаза. Мама задала тебе вопрос, – строго сказал Мэтт.

Вау. Давно у меня не было такой поддержки.

– Да, пап, просто я…

– Никаких просто. Иди наверх и возьми свитер.

Эш фыркнула и исчезла. Мы с Мэттом несколько секунд смотрели друг на друга, прежде чем он подошел ко мне.

– Ты выглядишь как-то иначе. Счастливее.

Я не задумывалась об этом, но решила, что он прав.

– Да, наверное.

– Если хочешь, пойдем с нами.

– Спасибо. Мне надо проверить несколько работ.

Он пристально посмотрел на меня и пожал плечами:

– Ладно, увидимся. – Наклонившись, он чмокнул меня в щеку, так, будто бы делал это уже миллион раз.

Эш спустилась, я проводила их до выхода и смотрела, как они идут к метро. Они смеялись… и это звучало как музыка. Часть меня хотела пойти с ними, но другая часть приказывала остаться. Как сильно ни любила я Мэтта, как мне ни нравилось проводить с ним ночи, но это бесконечное молчание в течение стольких лет – и то, как он воспринял новости про Эш, – напугали меня так глубоко, что я уже с трудом могла поверить, что он может жить рядом с нами, как мне всегда хотелось.

Я не сомневалась в его любви ко мне, но меня пугало его стремление сохранять дистанцию. Мне надо было как-то защищаться.

Мы стали делить выходные между собой. Эш проводила с Мэттом пятницу или субботу, а по воскресеньям мы чередовались.

Нью-Йоркская филармония официально пригласила меня виолончелистом на две недели, и я много времени проводила на репетициях, готовясь к двухнедельным гастролям.

Эш закончила первый год старшей школы с потрясающими отметками и получила награду за общую успеваемость. Мы с Мэттом оба присутствовали на награждении, и он сиял, не переставая, гордый папаша. Когда мы вышли из зала, он крепко обнял меня и прошептал:

– Ты вырастила хорошую дочь. Спасибо. Я так горжусь моими девочками.

При этих словах у меня сжалось сердце. Не знаю, говорил ли мне кто-нибудь когда-нибудь, что гордится мной, и уж точно ни от кого я так не хотела услышать это, как от него.

Началось лето. Я знала, что Эш будет скучно, и заранее записала ее на летние курсы фотографии. Мэтт, едва услышав об этом, немедленно тоже записался туда. Я знала, что он мог бы сам вести такие курсы, но ему хотелось проводить время со своей дочерью. Эш рассказала мне, что, когда в классе поняли, кто он такой, он немедленно стал всеобщей знаменитостью, включая инструктора. Эш говорила, что он даже сменил свою манеру фотографировать с документальной, которая его и прославила, на более художественную.

Было странно наблюдать, как мы с Мэттом заново искали друг друга; как будто стараясь подобрать то, что осталось, и одновременно изучая свои страсти с обновленной энергией. Частично я ощущала, что наконец живу той жизнью, которой и должна была жить. Но проблема была в том, что мы с Мэттом делали это не вместе. Мы шли по параллельным дорожкам.

Однажды вечером мне показалось, что Эш расстроена.

– Что случилось, детка? – спросила я.

– Ничего, – ответила она убитым голосом.

– Поговори со мной, – я присела к ней на кровать.

– Папа сказал, что Нэшнл Джиогрэфик предложил ему работу в Сингапуре. Он должен уехать туда осенью.

Я потрясенно раскрыла глаза:

– Что? Когда он тебе такое сказал?

Я не могла представить себе, что Мэтт уедет, теперь, когда они с Эш стали так близки и все наконец начало приходить в норму.

Она начала плакать.

– Уже давно… Ну, примерно, когда мы встретились, но теперь мне так грустно об этом думать.

– Что? Я даже не могу… когда это… – Я просто не знала, что сказать. – Я с ним поговорю.

Она вытерла слезы и поднялась.

– Ребята, вы так достали меня с этими вашими танцами вокруг друг друга, будто вы в младших классах. Да у меня с друзьями отношения взрослее, чем у вас.

– Достаточно, – резко сказала я.