Прежде чем мы стали чужими - страница 74
Аллилуйя, здесь нашли друг друга вы…А теперь туда идите,где увиделись впервые.
К Эш подошла Тати.
– Дайте нам десять минут, – сказала она.
– Хорошо, увидимся позже, – рассмеялся Мэтт.
Мы поблагодарили музыкантов за чудесное представление и попрощались с ними. Эш и Тати уехали на такси, а Мэтт взял меня за руку.
– Не хочешь пройтись?
– Конечно.
День был теплым и солнечным. Окрестности казались еще более уютными, чем обычно. Мы шли по улице, высоко раскачивая руками.
Когда мы подошли к Стариковскому приюту, все показалось нам настолько ностальгически-прекрасным, что это было похоже на сон. Здание выглядело слегка по-другому и одновременно тем же самым. Эш с Тати стояли возле лестницы.
– Пошли! – закричала Тати.
Поднявшись на третий этаж, мы зашли в мою бывшую комнату. Она была пуста, только возле окна на стуле стояла моя виолончель. Я посмотрела на Эш. Она улыбнулась.
– Мам, поиграй для папы.
Мэтту она вручила старую камеру, которую я узнала со времен колледжа.
– Она заряжена и работает.
Он улыбнулся:
– Спасибо, Эш.
– Эй там, вы двое. Тут на подоконнике для вас оставлен конверт, – сказала Тати.
– Как вам удалось попасть в эту комнату? – спросила я.
– Мы рассказали коменданту вашу историю, и она дала нам ключ. Сейчас лето, все равно тут никто не живет, – смеясь, ответила Эш.
– Сколько у нас времени? – спросил Мэтт.
– Через час будьте в следующей точке. – Она привстала на цыпочки, чмокнула отца в щеку и повернулась ко мне: – Развлекайтесь.
Когда они ушли, Мэтт закрыл за ними дверь. Почти сразу же я услышала, как щелкает камера – он фотографировал меня сзади. Я взяла виолончель и села.
– Что тебе сыграть?
Он отвел камеру от лица.
– «Фальшивые пластиковые деревья»?
– Ты их помнишь?
– Как я могу забыть?
Его взгляд стал тяжелым. В нем были теплота, желание и капелька сожаления, которая, я знала, останется там навсегда. Я тоже ощущала все это, особенно в этой комнате.
Я играла довольно сложную музыку, чередуя перебор струн и смычок. Мэтт перестал снимать и смотрел на меня в изумлении. Когда музыка кончилась, я с улыбкой взглянула на него:
– Ты перестал фотографировать?
– Есть вещи, которые лучше сохранить тут, – он постучал себя по голове.
– Согласна, – прошептала я.
В два прыжка он оказался возле меня. Я поднялась, а он обхватил меня и крепко поцеловал. Мы на секунду разорвали объятия. Мэтт положил камеру на подоконник и нажал кнопку затвора. Таймер был выставлен, и, когда мы снова начали целоваться, затвор со щелчком сработал, запечатлев момент.
Его руки скользнули мне под платье, и, прежде чем я сообразила, что происходит, он уже стягивал с меня трусики.
– Сними это, – выдохнул он.
– Тут нет кровати.
– Раньше это никогда нам не мешало.
Я стянула трусики и отбросила их ногой. Мэтт уже расстегнул ремень. Он подхватил меня, посадил на себя верхом и опустился на стул. Он оказался во мне в две секунды, не прерывая поцелуя.
– Грейси, я тебя люблю.
Его голос над моим ухом был так нежен, я растворялась в ощущениях. Он говорил мне, что любит меня, но я и так это знала. Мы двигались нежно и медленно, наши стоны были тихими и убаюкивающими, и мне хотелось, чтобы это никогда не кончалось. После мы еще долго держали друг друга в объятиях.
В конверте на подоконнике мы нашли старую цветную фотографию. Там были мы с Мэттом, в пижамах, на фоне транспортных огней.
– Класс. Я раньше ее не видела.
– Я напечатал ее, когда мы снова встретились. Переверни, давай посмотрим задание.
Квартал на запад по Седьмой,А дальше три на юг,И снова рай найдешь ты свой,Мой друг.
Мы вышли из Стариковского приюта, широко улыбаясь.
– О господи, я надеюсь, Эш не подумает, что мы… – начала я.
– Честно говоря, Грейс, она же все это и подстроила.
– Но не это.
– Ну мы не обязаны рассказывать ей все.
Пройдя полквартала, я остановилась.
– Полная откровенность?
– Всегда.
Я опустила глаза:
– Я ведь чуть не сделала аборт.
Он посмотрел на меня:
– И что тебя остановило?
– Я просто не смогла. – Мои глаза снова наполнились слезами.
– Не надо плакать. У нас такой счастливый день – самый счастливый для меня за очень долгое время. – Он поцеловал меня.
– Я знаю. Я так рада, что решила все правильно.
– И я, – тихо сказал он, увлекая меня по улице.
Мы нашли Эш с Тати возле какого-то здания.
– Идите скорей, тут так классно! – закричала Эш.
Мы вошли, и только тут я поняла, что это галерея. В ней стоял мужчина в костюме. Тати представила его как владельца.
– Он разрешил Эш вывесить здесь фотографии, и они так понравились ему, что он хочет сделать из них выставку на два месяца.
В изумлении я обернулась вокруг. Везде висели фотографии нас с Мэттом. Они были увеличены и профессионально обрамлены. На первой, цветной, я играла на виолончели в нашей старой комнате – я никогда раньше ее не видела. Под ней была подпись на маленькой табличке: «Грейс в цвете». Я заплакала счастливыми слезами.
– Господи, Эш, это так прекрасно…
Мэтт тоже расчувствовался; он не мог вымолвить ни слова. Мы оба обняли Эш и ходили так по всей галерее, разглядывая и вспоминая, восхищаясь талантом Мэтта и наблюдая за его реакцией на фотографии, каждая из которых была для него ценна. Вскоре плакали уже все, включая Тати.
Когда мы вышли и стояли толпой у двери, Эш сказала:
– Осталось только одно место. Я должна оказаться там первой, дайте мне несколько минут.