Принц Голливуда - страница 20
— Я заставляла тебя так говорить, да?
Он кивает.
— Ещё как. Только, верится мне, я подавал содовую и Доритос. Доритос со вкусом соуса ранч, если быть точным.
— Доритос... я столько лет не ела их, — говорю я мечтательно.
— Правда? — спрашивает он, огибая островок и исчезая в небольшой прачечной за углом, видимо, чтобы надеть футболку.
Черт.
Я понимаю, оставшись с ним наедине, могла бы весь день пялиться на его пресс, но быстро отгоняю эту мысль и возвращаю свое внимание к Доритос.
— Это странно, что я до сих пор помню их вкус?
Ответа не раздается, но я слышу его в той комнате. Подняв взгляд, вижу, как Бруклин наблюдает за мной. В черной футболке. Голубые глаза стали еще насыщеннее. А потертые джинсы, кажется, были созданы специально для него.
— Что? — спрашиваю я, облизывая губы, и явно не из-за мысли о Доритос.
Он моргает.
— Ничего. Тоже вспоминаю.
В этот момент на улице раздается гром, и электричество — под аккомпанемент последнего писка микроволновки — вновь пропадает. Выглянув в окно, вижу молнию, освещающую темное небо.
— Шторм сильный, — говорю я тихо.
Ах.
Это же очевидно.
Бруклин идет ко мне и садится рядом.
— Предположительно такая погода продлится еще два дня. Я слышал, что дальше на юге ещё хуже.
— Например, в Мексике?— спрашиваю я.
— Да, из-за селей им будет сложно вернуться.
— Надеюсь, с ними всё будет хорошо.
Бруклин смеется.
— За рулем Кем, а он из Нью-Йорка. Уж водить-то он точно умеет.
— Правда. Кем умеет лавировать в пробках, как никто другой.
Бруклин кивает.
— Я видел его за рулем, но не забывай, что в машине Пресли, так что, думаю, мой брат запретит дикое вождение Кема во время путешествия.
Я улыбаюсь, думая о фотографиях милого малыша, которые видела на комоде Мэгги.
— Да, наверное, ты прав, и причина у него веская.
Кивнув, он берет два контейнера.
— Свинина мушу или курица под кисло-сладким соусом?
— Думаю, я буду курицу. Нет, свинину. Нет-нет, курицу, — отвечаю я нерешительно.
Ослепительная улыбка парня настолько же яркая, как и его очарование.
— Может, поделим пополам?
Я беру китайские палочки.
— Приступай.
Бруклин смеется и разделяет еду по тарелкам. Мне становится интересно, чем был вызван смешок. Когда мы начинаем есть, он говорит:
— Ты не такая, как остальные девушки здесь.
Я глотаю кусочек вкуснятины.
— Что ты имеешь в виду?
Он заканчивает жевать.
— Ты такая настоящая.
Я вгрызаюсь в свинину и смеюсь.
— О да, я такая настоящая. Я пьяная появилась на крыльце своего брата, а потом чуть не утонула, пытаясь избавиться от похмелья. Более настоящей не найти.
Он тоже смеется.
Затем наступает мгновение тишины.
— Ты спрашивала меня о своем отце, — заявляет он, сделав глоток воды.
Я хватаю кусочек курицы палочками.
— Да, спрашивала. Это был дискриминационный вопрос. Я недавно узнала о нем кое-какие вещи... ну, если быть честной… они вроде как разрушили мой мир.
Бруклин кладет свои палочки на тарелку и откидывается на спинку стула.
— Кто тебе сказал?
Не удивленная тем, что ему об этом известно, я отвечаю честно.
— Ванесса. Видела ее в канун Нового Года. Поэтому я здесь, чтобы поговорить с Кемом и выяснить, правда ли это, прежде чем пойду к отцу.
Словно занервничав, Бруклин вытирает руки о джинсы.
Должна признать, я плохо его знаю, но вижу, что ему известно. А если ему известно... значит, это правда.
Моё сердце останавливается.
Моя жизнь — ложь.
Я жила в пузыре, а теперь он лопнул. Произошел огромный взрыв. Пытаясь разбавить неловкое чувство в воздухе, я предоставляю ему выход из ситуации.
— Ты не должен ничего говорить. Я понимаю, что ты не хочешь предавать доверие Кема.
Бруклин делает глоток воды.
Взяв в рот ещё кусочек, поворачиваюсь к парню.
— У тебя есть травка?
Бруклин практически выплевывает воду и начинает бить себя в грудь, чтобы остановить кашель. Придя в себя, он поворачивается ко мне.
— Ты только что спросила меня о наркоте?
— Да, но, думаю, это ради медицинских целей.
Встав, он обходит островок и открывает холодильник.
— Прости, даже если бы была, а ее нет, я ни за что не буду курить с младшей сестрой Кема. Этому не бывать.
Я разочарованно вздыхаю.
— К твоему сведению, — я указываю на нас обоих, — мы одного возраста.
Взяв два пива, он ставит одно на стойку и открывает другое.
— Да, но ты всё ещё младшая сестра Кема.
— А ты младший брат Кина. Это имеет какое-то значение?
— Имеет.
— Скажи, почему?
— Потому что ты девушка.
Я приподнимаю бровь.
— А ты парень.
Он разочарованно выдыхает.
— Это негласное правило.
Мои глаза сужаются.
— Какое?
Он пожимает плечами.
— Скажи!
— Да ладно, Амелия, все знают, что ты, ну, хорошая.
Разозлившись, я указываю на него.
— В этом и проблема.
Сняв крышку, Бруклин ставит одно пиво на противоположный конец стойки.
— Какая именно проблема?
— Мне всегда приходилось быть хорошей. Осточертело. Что, если я не хочу больше быть хорошей? Что, если я хочу быть плохой?
Открыв бутылку, он делает глоток пива. Я никогда не замечала, каким сексуальным может быть мужчина, когда он глотает.
— Ты не слишком взрослая для бунта? — спрашивает он.
Я пожимаю плечами, не отвечая.
Словно проверяя мою решимость устроить бунт, он подталкивает бутылку ближе ко мне.
Я бросаю взгляд на часы на стене, которые, судя по движениям секундной стрелки, работают от батареек.
— Ещё даже не полдень.
Бруклин переводит взгляд на часы и пожимает плечами.