Каникулы с чертёнком - страница 42

Лев растянул улыбку и, обняв дочь, процедил:

– Прости… па-па.

Маргарита сухо кивнула и посмотрела на него сурово:

– Ты поел?

Лаврентьев смотрел на дочь, понимая, что она копирует его самого. Да и кому ей подражать, если играет отца? Только какого? Кого встречает каждый день или кого хотелось бы видеть?

– Тогда спать! – приказала Маргарита и потянула его с собой.

Лев оглянулся с легким сожалением: конечно, он посмотрел не на тарелку. Но, может, и к лучшему, что вмешалась Маргарита. Лаврентьев в который раз едва не совершил глупость. Дочка втянула его в детскую, и Лев засмеялся:

– Неужели ты думаешь, что я помещусь в своей кровати?

– Тихо, – строго осадила его девочка и кивнула: – Ложись. Мама споет тебе колыбельную.

Лев застыл, столкнувшись взглядом с Любой. Няня нервно улыбнулась и, тряхнув волосами, спокойно ответила:

– Конечно.

Она помогла Льву снять пиджак и, когда он завернул рукава на рубашке, аккуратно повесила на спинку стула. Лаврентьев, согнувшись, с трудом уместился в кровати Маргариты, а няня присела на краешек и тут же тихо затянула простую детскую песенку. Голос у Любы оказался вибрирующим и глубоким, слушать ее было приятно. Дочка же, сложив руки на груди (привычка отца), прислонилась плечом к стене и посмотрела свысока. Получилось у нее так забавно, что Лев не сдержал улыбки. Няня сбилась с ритма и быстро закончила песню.

– А теперь поцелуй сына на ночь, – кивнула Маргарита.

Девушка вздрогнула и посмотрела на Льва так, что у него снова перехватило дыхание. Он не отказался бы… от поцелуя на ночь, но не хотел ни заставлять Любу, ни делать это в комнате дочери.

– Лучше спой мне еще одну песенку, – мягко попросил он и усмехнулся, – мама. – Протянул руки к Маргарите. – А папа полежит со мной.

Дочка с радостью забралась на кровать. Рядом уместиться было негде, поэтому она разлеглась на животе Лаврентьева, раскинув руки и ноги, как лягушонок. Люба запела, но слова были вовсе не детские, однако слушать ее голос было настолько приятно, что ни у Льва, ни у Маргариты возражений не нашлось.

И, проваливаясь в мягкую тьму сна, Лаврентьев думал о том, что для няни означает эта странная песня.

В глазах твоих плещется боль,А в сердце рыдает тоска.Тот замок, что рядом с тобойПостроен был из песка.Пытаешься удержать,Песок собираешь вновь —Не каждый способен понять,Что так не построить любовь.Сдаться и отпустить,Позволить волнам смыть песок,Вот что значит простить —Полить любви новой росток.

* * *

Я открыла глаза и ужаснулась. Как?! Я не понимала ни как умудрилась заснуть в спальне Марго, ни как, черт побери, мы втроем поместились на малюсенькой кроватке девочки. Едва дыша в крепких объятиях Льва, мелко задрожала. Я провела ночь с Лаврентьевым?! И то, что на мужчине морской звездой раскинулась посапывающая дочь, ничего не меняло. Слишком интимно, слишком… сладостно.

Я попыталась выкарабкаться из цепких мужских рук, но Лев шевельнулся и, притянув меня к себе, вдруг накрыл рот губами. Не открывая глаз, мягко поцеловал меня и прошептал в полусне:

– Доброе утро, Светлячок.

Я замерла, а в груди словно что-то болезненно оборвалось. Светлячок? Это он о матери Марго? Все еще любит женщину, которую сам, по словам Павла, «сломал»? Глаза наполнились слезами, и я понимала, почему мне так больно. Думала, что Лаврентьев свободен, одинок. Да, я не бросалась на босса, но и не пресекала его явного интереса. Как бы ни отнекивалась и не врала самой себе, но представляла, что, возможно, это перерастет во что-то большее. На самом деле я этого ждала. Как же глупо.

– Доброе утро, Лев Сергеевич, – повернув голову, холодно поздоровалась я.

Лаврентьев вздрогнул и распахнул глаза. Я не хотела смотреть на него, но не смогла отвести взгляда от его потемневших глаз. Казалось, в радужке плясали смешинки, но мне было не до смеха. Хотелось высвободиться, уйти, запереться и не видеть босса. Желательно никогда.

Уверена, все эти мысли отразились на моем лице – я никогда не умела скрывать чувств. Да и не требовалось. Я полагала, что главное в общении с детьми – честность и открытость! Только так можно добиться доверия и выстроить с ребенком связь, дотронуться до его сердца – распахнув свое как можно шире.

Вот только со взрослыми так не работает. Если ты открыта и честна, этим хотят воспользоваться. Поиграть, насладиться, забрать… Кто же пройдет мимо? Я не позволяла топтать себя никому, старалась оставаться открытой, но сразу же осаживать наглецов. Вот только с Лаврентьевым все было иначе. Я была согласна даже на игру, но то, что он действительно лишь забавляется, причиняло нестерпимую боль.

На лице его светилась улыбка, в глазах будто плясали чертенята, и он снова потянулся ко мне с намерением поцеловать. А я не смогла ни шевельнуться, ни отвернуться. Еще один поцелуй, и потом я уже не позволю боссу прикасаться к себе. Да, точно. Последний раз ощутить его жадные губы…

– Привет!

Веселый голосок Марго заставил меня подпрыгнуть и залиться краской стыда. О чем я только думаю в спальне ребенка и в объятиях ее отца? Как же я могу называться няней, если так поступаю? Я готова была провалиться сквозь землю, раствориться в воздухе, а вот Лев как ни в чем не бывало улыбнулся дочери:

– Привет, лучик! Вот посмотрю на тебя утром, и весь день в хорошем настроении.

Я едва язык не прикусила: он же сказал комплимент! Да такой, что глаза защипало. Лаврентьев учится так быстро, что бесконечно радует, но при этом наполняет странной тоской. Неужели я тоже хочу комплимент? Совсем свихнулась.