Мечта для нас - страница 110

– Вы бросили ее беременную? – спросил я, чувствуя черную, ослепляющую злость.

– Вначале я не знал о беременности. Я был наркоманом, Кромвель, а твоя мама действовала ради твоего блага. Это значило, что в твоей жизни меня быть не должно. – Льюис провел ладонью по волосам. Выглядел он измотанным. – Я узнал о тебе, когда твоя мама уже была на шестом месяце.

– И?

Он посмотрел мне в глаза, и я увидел на его лице стыд.

– Ничего. Я ничего не сделал, Кромвель. – Профессор выдохнул. – Я совершил самую большую ошибку в жизни. – Он подался вперед, вглядываясь в сцену пустым взглядом. – Моей жизнью была музыка, больше у меня ничего не было. Позже я узнал, что твоя мама встретила кого-то, офицера Британской армии. Она тогда была беременна. Он находился в Штатах по службе.

Я напрягся. Речь зашла о моем папе.

– Я выяснил, что она вместе с ним переехала в Англию, стала его женой… И что у нее родился ты. Мальчик. – Он посмотрел на меня. – Сын. – Его голос сорвался, в глазах блестели слезы. – Тогда это меня просто убивало, но я, по своему обыкновению, утопил переживания в алкоголе и наркотиках. – Он откинулся на спинку кресла. – Я ездил по миру с гастролями, выступал в переполненных залах и создавал лучшую в своей жизни музыку. – Он вздохнул. – Я подавил сожаления, почти не бывал дома.

Он сцепил руки в замок.

– И вот однажды я таки вернулся и нашел в почтовом ящике пачку писем. Письма из Англии. – У меня перехватило дыхание. – Их прислал твой отец, Кромвель.

Я отчаянно боролся с подступившими слезами. Попытался представить себе папу, но видел только ярко-синий цвет. Я видел его улыбку, чувствовал, как приятно быть рядом с ним. Рядом с папой жизнь казалась прекрасной. Папа неизменно гордился тем, что всегда поступает правильно. Он был лучшим из людей.

– В этих письмах твой отец рассказывал о тебе. – По щеке Льюиса покатилась слеза. – Еще он прислал фотографии, на которых был изображен ты… – Ком у меня в горле разрастался, слезы туманили глаза. Льюис покачал головой. – Я так долго смотрел на те фотографии, что у меня зарябило в глазах. Смотрел на тебя, Кромвель, на своего маленького мальчика с такими же, как у меня, темными волосами.

Сердце тяжело билось у меня в груди.

– После этого я годами пытался отказаться от выпивки и наркотиков и в конце концов почти справился, но ты к тому времени сильно подрос. – Он помолчал. – Я жил ради этих писем, ради твоих фотографий. Отныне только они имели для меня какое-то значение… А потом в один прекрасный день пришло новое письмо. В него была вложена видеозапись. – Льюис покачал головой. – Не знаю, сколько раз я ее пересматривал – сбился со счета.

– Что было на записи? – хрипло спросил я.

– Ты. – Льюис стер со щеки слезу. – Ты играл на пианино. В своем письме твой отец сообщал, что ты никогда не учился музыке, не брал уроков и все же мог играть. – Взгляд профессора стал задумчивым. – Я смотрел, как ты играешь, смотрел, как ловко движутся твои пальцы… На твоем лице сияла улыбка, глаза горели вдохновением, и меня словно придавило десятитонным грузовиком. Потому что там, на экране, был мой сын… так же, как и я, влюбленный в музыку.

Я отвернулся, не понимая, что чувствую, слушая это признание.

– Твой отец рассказал о синестезии. Он знал, что мне предстоят гастроли в Англии, в Альберт-холле, и просил о том, чего я совершенно не ожидал. Встретиться с тобой. Помочь тебе…

Он считал, что нам с тобой нужно познакомиться, потому что ты особенный. – Я низко опустил голову. Мой папа тоже был особенным. Он так меня любил. Как жаль, что я не сказал ему, что тоже очень сильно его люблю, пока еще мог это сделать.

– Он знал, что у вас тоже синестезия, знал, что вы могли бы мне помочь. – У меня сжалось сердце. Папе пришлось проглотить свою гордость, чтобы попросить о помощи Льюиса, моего настоящего отца, которому я не был нужен.

И он сделал это ради меня.

По щеке покатилась слеза.

– К тому времени, – дрожащим голосом продолжал Льюис, – я уже несколько лет вел трезвый образ жизни… – Он посмотрел на меня, и я впервые взглянул ему прямо в глаза. И словно увидел себя. Мы с ним были очень похожи. – Когда я встретил тебя… своего сына… Ты стоял прямо передо мной, твоя мать была так великодушна, что позволила мне увидеться с тобой после всего, что я натворил… Той ночью я вернулся домой и принял такую большую дозу, что очнулся уже в больнице, а моя печень оказалась повреждена настолько, что практически не подлежала восстановлению.

Широко открыв глаза, я смотрел, как по лицу профессора текут слезы. Услышанное не укладывалось у меня в голове.

– Увидев тебя, я в полной мере осознал, что сам во всем виноват. Для своего сына, оказавшегося во сто крат талантливее меня, я был посторонним. Мой сын называл папой другого человека. – Он провел ладонью по лицу. – Это меня просто убивало. В тот день я дал себе обещание: сделать все, что в моих силах, но помочь тебе…

Льюис помолчал, и я знал, о чем он собирается говорить дальше.

– Кромвель, когда я узнал про твоего отца…

– Не надо, – попросил я.

Льюис кивнул, и какое-то время мы молчали.

– Я в жизни не встречал более достойного человека. Твой отец… – Я проглотил ком в горле. – Он любил тебя больше всего на свете. Именно поэтому он позволил мне присутствовать в твоей жизни… Хотя я этого и не заслуживал. И не заслуживаю.

Я опустил голову, и слезы, мешавшие мне нормально видеть, закапали на пол.

– Он сейчас должен был быть здесь, – сдавленно проговорил я. – Он должен был это увидеть. Мое завтрашнее выступление.