Мечта для нас - страница 86
Дрожали руки: посмотрев вниз, я понял, что весь в крови. Я повернулся и побрел обратно, на свежий воздух. Руки все еще тряслись, а когда я достал из кармана телефон, выбрал из списка имя миссис Фаррадей и нажал кнопку вызова, дрожь усилилась.
– Кромвель? – прозвучал в трубке ее удивленный голос. Наверное, я ее разбудил, как-никак уже глубокая ночь.
– Истон, – проговорил я мгновенно осипшим голосом. Миссис Фаррадей молчала. – Он в больнице. – Я зажмурился. – Не знаю, выкарабкается ли он. Было столько крови…
Я не представлял, что еще сказать. К тому времени как Истона привезли в больницу, он уже был бледен как полотно. Вдруг он не очнется.
– Мы уже едем, – торопливо сказала миссис Фаррадей, и я отчетливо слышал панику в каждом ее слове. Потом связь прервалась.
Я побрел обратно в приемный покой. Не помню, что я там делал и что происходило вокруг, а потом дверь распахнулась и вбежала миссис Фаррадей. Она бросилась было к стойке дежурной, потом заметила меня. Я встал. Прямо сейчас я онемел, но отлично знал, что за этим последует: на меня обрушится шквал эмоций, такой сильный, что я не смогу дышать.
Миссис Фаррадей схватила меня за руки, ее широко открытые глаза покраснели.
– Кромвель, где он?
Я сглотнул и посмотрел на закрытые двери.
– Его увезли туда.
Проследив за ее взглядом, я понял, что женщина смотрит на мои окровавленные руки.
– Он перерезал себе вены, – проговорил я срывающимся голосом. – Я нашел его в нашей комнате. Он использовал нож.
Раздался сдавленный всхлип. Подняв голову, я увидел, что за спиной миссис Фаррадей стоит мистер Фаррадей и… рядом с ним в кресле-каталке сидит Бонни с кислородной маской на лице. В руках она держала капельницу. Сердце отчаянно стало колотиться у меня в груди, и мое оцепенение улетучилось – хватило одного взгляда на лицо девушки. По ее щекам градом текли слезы, карие глаза широко открыты, так что казались просто огромными для такого маленького лица. Тонкие руки дрожали.
– Бонни. – Я направился к ней, и с каждым шагом из ее глаз капали слезы. Я остановился и опустил глаза, посмотрел на свои окровавленные руки. Это кровь ее брата-близнеца. – Бонни, – прошептал я.
Губы девушки приоткрылись, но она не издала ни звука.
– Родители Истона Фаррадея здесь? – раздался требовательный голос у меня за спиной.
Фаррадеи бросились к доктору, и тот провел их в двери, за которые меня не пустили. Я смотрел, как двери закрываются, отрезая меня от всего, что было за ними. И тут я услышал стук захлопывающихся дверных створок: он расцвел у меня в сознании оранжевой вспышкой. Скрип карандашей по бумаге. Звонки телефонов. Всхлипы плачущих друзей и членов семей, собравшихся в приемном покое.
Я заметался взад-вперед, пытаясь вытолкнуть всю эту какофонию из сознания, и оцепенение, дрогнувшее в тот миг, когда я увидел Бонни, разлетелось на кусочки и рассыпалось по полу алыми осколками. Я сел и обхватил голову руками – наплыв эмоций сбил меня с ног, подобно мчащемуся на полной скорости поезду.
В сознание стремительно ворвалось воспоминание: Истон на полу, весь в крови. Я чувствовал запах его крови, ощущал на языке обжигающий металлический привкус. В груди миллионом раскаленных иголок взорвалась боль. Глаза Истона. Лужа крови на полу. Черная краска. Глаза Истона. Голос миссис Фаррадей. А потом…
– Бонни, – прошептал я. Как она посмотрела на меня, как съежилась при виде меня… При мысли об этом меня словно били молотком по ребрам.
Я сидел как на иголках, запустив в волосы судорожно сведенные пальцы, не зная, куда идти и что делать. Понятия не имею, сколько прошло времени, но потом кто-то сел рядом со мной. Я поднял голову: рядом со мной сидел мистер Фаррадей.
Я замер, не зная, что ожидать. Он положил руку мне на плечо:
– Ты спас жизнь моему сыну.
На меня накатило такое облегчение, какого я еще никогда в жизни не испытывал. Вот только и без того сильные эмоции от этого еще больше обострились. Я ощутил потребность уйти.
Я нуждался… нуждался в музыке. Следовало выплеснуть эти эмоции единственным известным мне способом.
– Ты его спас, сынок, – повторил мистер Фаррадей.
Я чуть не задохнулся из-за кома в горле, кивнул и посмотрел на мистера Фаррадея. Он выглядел совершенно раздавленным. У него двое детей. Дочь умирает от сердечной недостаточности, а сын только что едва не лишил себя жизни.
Я больше не мог тут находиться. Сердце билось так, будто пыталось вырваться из грудной клетки, кожа начала зудеть. Мне нужно было уйти, но…
– Бонни останется здесь ненадолго, – проговорил мистер Фаррадей. Даже сквозь застилавшую мой взгляд пелену боли я разглядел в его глазах понимание.
– Я не могу ее оставить, – тихо сказал я.
Пусть я чувствовал себя так, словно вот-вот выпрыгну из кожи, мне все равно хотелось видеть Бонни, чтобы удостовериться – она ни в чем не будет меня винить. Хотелось держать ее за руку; в последнее время руки у нее всегда были холодными и становились теплее лишь тогда, когда я сжимал их в ладонях.
– Пойди переоденься. Умойся, а потом увидишься с ней.
Мне хотелось бежать, прорваться за закрытые двери, отделявшие меня от Бонни, хотелось послать всех куда подальше и мчаться к ней. Удостовериться, что с ней все в порядке, после того как ее брат едва не покончил с собой, в то время как сама она отчаянно борется за жизнь. Как, скажите на милость, она справляется с такими потрясениями?
– Пожалуйста, Кромвель, – сказал мистер Фаррадей.
Я быстро посмотрел на него – он был сломлен. На память пришло лицо отца, как он смотрел на меня в ночь, когда мы виделись в последний раз. Когда я глубоко ранил жестокими словами и разбил ему сердце.