Бунт невостребованного праха - страница 86
Третья зона, самая страшная, была как избавление, как подарок и награда за то, что миновали вторую.
И началось проникновение.
Поначалу молчаливое, затаенное, как десант на вражескую или оккупированную врагом землю. Первые шаги. Ставили ногу на землю осторожно, будто она была заминирована и могла рвануть в любую минуту. Вглядываясь в каждый куст или дерево, будто ждали засады, автоматной очереди. На весенне разлитую воду по обочинам дороги смотрели так, будто оттуда могла вынырнуть подводная лодка. Но и вода, и лес, и дорога были равнодушны к человеку. Они не узнавали человека. То ли уже успели забыть, то ли, наоборот, очень хорошо помнили. Предательство его помнили. Как поспешно бежал человек с этой земли, будто в том страшном сорок первом. Более страшном, потому что бежал навсегда. Этот же упрек таился и в черных, темных ликах хат, усыхающих без теплоты человеческого глаза. Деревня не хотела, отказывалась признавать их за людей.
И люди, похоже, поняли это, в них исчезло все солдатское, завоевательское. По деревенской улице они шли уже как дети, только что научившиеся ходить, познавшие земную твердь, но еще не доверяющие ей, впервые переступившие порог родительского дома. Предоставленные самим себе, заблудившиеся в красках и звуках, многообразии открывавшегося им мира. Неведомо еще, доброго или злого. И вели они себя, как дети, избывая в словах свои страхи. В словах, на первый взгляд, пустых и ничего не значащих. А на самом деле - сокровенных, сердцу, душам им принадлежащих, потому что в эти минуты они не контролировали себя. Внутренний цензор в них был убит. И не на пустые, брошенные избы они смотрели, а в себя:
- Тишина. Какая могильная тишина. И лягушки даже не слышно. - Это председатель колхоза.
- При чем тут, извините, к черту лягушка. - Это едва ли не все, но голосом журналиста-москвича.
- А при том. Мы страну спасти, защитить хотим, а лягушку не можем. Одно болото было у нас на весь район, одна на весь район лягушка. А как квакала. Я специально ездил послушать. Село загляденье, лягушка загляденье, хотя я ее и не видел. Думал, что еще успею, увижу. Не успел, не увидел. Пришли мелиораторы, замолкла лягушка, в колодцах воды не стало. Последнее болото, где лягушка квакала, ликвидировали.
- Старушка ко мне вчера приходила, - сказал хозяин района. - Просила за сына. Сын специалист, уехал, бежал. "Дайте команду, чтобы ему там плохого не делали. Отдайте трудовую книжку". А я б его... сам шлепнул. Расстреливал бы каждого, кто бежит отсюда. И такое ожесточение, такая вселенская, будто расстрелы уже свершились, скорбь прозвучала в его голосе, что ему не поверили. А может, и просто испугались.
- Товарищи, товарищи, - доктор технических наук. ~ Есть поддержка очень мощного лобби. Но... Нет денег. Миллиарда не хватает. Миллиард рублей на проект, на колесо. И мы вынесем все технологии в космос. Земля станет девственно чистой.
- Кролики мои в третьем поколении все передохли, - водитель машины председателя колхоза. Его не услышали. Заглушил голос председателя колхоза.
- Понял идею. За народом слово. Народ вас поддержит. Я миллионер. Я рискую...
- Помолчи, миллионер, - попытался остановить его хозяин.
Но председатель или не понял, или не послушался.
- Миллионер. На первое апреля 989 тысяч рублей. Проект, о котором вы говорили, принимается, потому что он защищает землю и лягушку. Наш город вас поймет, отстегнет пятьдесят тысяч...
- Приду к народу. Упаду перед народом на колени. Земляки ведь, земляки... - автор проекта.
- Я отсюда родом. Я два года здесь не был... Уже два года. И вдруг говорят: пойдет машина сюда. Другая, не моя. Я сам напросился. Пусть моя машина следом. А вдруг первая сломается. Дед ключ притарабанил от хаты. Батька ключ дал от хаты...
Они говорили то каждый по отдельности, то все разом, и каждый о разном, о своем. Но если собрать все воедино, об одном. Только очень отвлеченно, как бы даже намеренно отвлеченно от того, что было вокруг них. Потусторонне. Все было потусторонне. И неизвестно, где какая сторона, кто и что по какую сторону. Расщепленный атомом, разбитый на атомы и разведенный в разные стороны по атомам мир.
По ту сторону, за чертой его, осталось все, чем они жили прежде. Старая, брошенная финишной ленточкой 1986 года учебная лента о гражданской обороне. Они подняли ее и посмотрели несколько кадров. И тут же бросили. Ни на минуту не останавливаясь, прошли мимо недостроенного Дворца культуры, как разрушившегося на взлете космического корабля. Конторы совхоза с выглядывающей из-за забора Доской почета, обрамленной с двух сторон лозунгами: "Да здравствует коммунизм" и "Слава КПСС". Зашли в школьную мастерскую. Там аккуратно, в рядок, как гробики, стояли готовые и еще не совсем готовые скворечники. Выскочили, будто ошпаренные. Магазин встретил их промозглой сыростью и пустотой витринных полок. Но зато библиотека была забита книгами. Книги на полках, книги на полу, вперемешку с битым стеклом. Достоевский и Толстой, Адамович и Быков, и томики сочинений Ленина. В библиотеке они хотели измерить радиацию: не удалось. Дозиметр зашкалило.
И, похоже, все здесь было за той же шкалой, за чертой человеческого понимания. Почувствовал ли это или просто не выдержал водитель, выскочил из библиотеки, крикнул в пролом окна:
- Я до дому! Я хутенька! - и бегом, набирая скорость, рванулся к двум стоящим на отшибе, как на хуторе, хатам.
Когда они подошли к тем хатам, водитель, не заходя во двор, все еще топтался у ворот:
- Не могу. Кто-то не пускает... Вот же люди, все рамы повыламывали...
