Серая мышка и хищник (СИ) - страница 22
Она нашла номер главврача и нажала кнопку набора.
— Вы знаете, — поспешил он объяснить уменьшение суммы. — У нас в декабре был произведен довольно щедрый взнос, поэтому мы решили в этом году уменьшить суммы оплаты за лечение.
— Но это как-то… странно… — пробормотала Надежда. — Тут нет никакой ошибки?
— Нет-нет, никакой ошибки нет, не волнуйтесь.
Что-то смутное не давало ей покоя, но она отмахнулась, как отмахивалась в последнее время от всего, что не касалось работы и здоровья мамы.
Она медленно брела по улице. Рабочий день давно закончился, ехать на сервисном микроавтобусе не хотелось. Прогулки на морозном мартовском воздухе помогали выветрить из головы все мысли, особенно те, которые отчаянно пыталась не подпустить. Не то что не начинать думать, а даже не допустить начинать. Жизнь снова вошла в прежний ритм. Работа, кампус, изредка прогулки (правда, зимой особо не разгуляешься, когда на улице 30-тиградусный мороз), походы в кино и в кафе на бокал красного вина могли навеять мысли, которых допускать было нельзя, поэтому от них пришлось отказаться. Их заменила работа. Она уходила позже всех, наблюдая как по вечерам пустеет здание бизнес-центра, как он за каких-нибудь пару часов становится пустым и холодным, каким-то осиротевшим, без стука каблучков, трелей телефонов, бесконечных разговоров, редких взрывов смеха. Иногда даже специально оставляла кое-какую работу на выходные, чтобы не отсиживаться в своей квартирке. Ей нравилось неторопливо и сосредоточено работать в пустом офисе. Вообще в последнее время ее стали раздражать толпы людей, суетливо спешащих по своим делам. Хотелось остаться одной, забиться в норку, свернуться там калачиком под теплым одеяльцем и спать как можно дольше. Хорошо было бы заснуть навсегда. Нет! Такие мысли надо было добавить к разряду тех, которые нельзя допускать в свою голову. И она не допускала.
Несколько раз звонила Ольга, но разговаривать с ней не было никаких сил, поэтому она тупо не отвечала и даже не перезванивала, чувствуя себя последней дрянью и сволочью — Ольга-то ни в чем не виновата. Но хрупкое, скорее даже наносное, спокойствие могло разбиться вдребезги от одного только голоса Ольги. И те мысли и воспоминания, которые она с таким трудом сдерживала, рухнули бы на нее камнепадом, погребли бы ее под собой, и, кто знает, смогла бы она выбраться из-под завалов.
Она медленно брела, наслаждаясь пустотой в голове. Как хорошо ни о чем не думать! Вот так просто идти домой и не думать ни о чем! Не замечать редких прохожих. Не обращать внимания на машины у обочины. Не думать, что одна из них, очень похожа на… Стоп, во-первых, не может быть, во-вторых, не может быть никогда. Но почему-то сердце сильно стукнуло о ребра. Чертово сердце! Все ему кажется, мерещится, все еще на что-то надеется. За три месяца уж можно было как-то прийти в себя и запретить этому долбанному сердцу стучать так сильно при одном намеке на похожесть. Как это все смешно!
Она горько усмехнулась и уже было прошла мимо машины, как вдруг словно физически почувствовала на себе взгляд. Тот самый, который прожигал лазером. Тот самый, который она когда-то любила, а теперь ненавидела. Она резко развернулась, превращаясь из слабой серенькой мышки, еще секунду назад желавшей забраться в норку, в тигрицу, которая не видит никаких преград на своем пути, а если они и встретятся, она отшвырнет их в сторону, не моргнув глазом.
Дверь машины нехотя открылась. Она столкнулась взглядом с серыми глазами.
— Что…ты… здесь… делаешь? — прошипела она.
Он медленно вылез наружу, стараясь смотреть куда угодно только не на нее.
— Что ты здесь делаешь? — повторила она, ощущая приближение истерики, остановить которую будет уже невозможно. Все накопившиеся горечь, разочарование, непонимание вырвутся наружу из-под тонкого слоя наносного спокойствия.
— Какого черта ты сюда заявился? Что тебе нужно?
— Хотел убедиться, что с тобой все в порядке… — пробормотал он потеряно. Как объяснить ей, что руль сам поворачивался, и колеса сами находили дорогу к ней, против его воли, против всякой логики, против всех уверений в том, что так лучше для обоих.
— Ты выкинул меня из своей жизни… без всяких объяснений… без каких-либо обсуждений… просто взял и выбросил, как отработанную вещь! — она осознавала, что срывается на крик, но ничего уже не могла с собой поделать. — Все ли со мной в порядке — тебя совершенно не касается! Как не касается вообще ничего из моей жизни! Не смей сюда приезжать! Никогда! Не смей лезть в мою жизнь! Не смей следить за мной! Ты… Я тебя ненавижу!
Крик переходил в так долго сдерживаемые рыдания.
Она стала что-то судорожно искать в сумке, долго трясущимися руками возилась с чем-то, позвякивающим ключами, а потом швырнула в него этим, что больно ударило его в плечо.
— Ничего не хочу! Ничего твоего! Чтобы даже духу твоего не было!
Он рывком притянул ее к себе, прижал так, что она не могла дышать, не то что говорить. И все-таки сопротивлялась. Извивалась в его руках, пытаясь ускользнуть побыстрее от такого знакомого родного запаха, уже обволакивающего ее. Убежать от сильных рук, прижимающих к родному теплому телу. Как он мог!
Слезы полились горькими горячими ручейками. Она постепенно перестала вырываться и только шмыгала носом, нервно всхлипывая.
— Прости меня? — прошептал он просящим тоном. — Думал, так будет лучше. И не смог! — он еще теснее прижимал ее к себе, как будто хотел объединиться, слиться так, чтобы ничто не могло их разъединить. — Ты забралась мне под кожу, так что тебя оттуда теперь не выковыряешь — проверено!
