Феромон - страница 21

Чёрт! А Дэйв сказал, что алкоголь способствует сближению. Но пока он действует, похоже, только на меня. Или, если верить этому биохимику, на мою кору головного мозга. И совсем не так, как я рассчитывал.

Мне совершенно не нужна была сегодня ничья компания. Особенно женская. Я готов был прогнать эту рыжую, едва она заявилась. Скрипел зубами, что она так близко. Хотел избавиться от неё так быстро, как только смогу. Спровоцировать, обидеть, заставить уйти. И ничего этого не сделал.

Почему? Если бы я только знал.

Если бы хоть немного понимал, что вообще происходит. Потому что теперь я до смерти боюсь обратного. Что она уйдёт. Боюсь спугнуть её. Яркую, сильную, ироничную. Равнодушную. И такую восхитительно нежную в этом бабушкином пуловере, что я задолбался отворачиваться, когда в его широкой горловине мелькает её обнажённое плечо.

- Страйк! - пританцовывает она и трясёт кулачками как маракасами.

Я так странно чувствую себя рядом с ней. Может, пришибленным. Может, растерянным. Но скорее - просто нормальным. Такое забытое чувство.

Она не заводит, не возбуждает, не будоражит. Что-то другое. Незнакомое. Правильное. Спокойное.

С ней легко. И эта лёгкость пьянит похлеще алкоголя.

С ней свободно. А свобода вдохновляет.

С ней просто, словно я знаю её всю жизнь. И эта её природная естественность воодушевляет так, что я готов на совершенно несвойственные мне поступки. Например, уступить.

После нескольких десятков идеальных страйков, ювелирно смазываю удар.

- Нет! Нет, нет, нет, нет, - как можно искреннее уговариваю пошатнувшуюся кеглю. Но мы оба знаем, что она не упадёт.

- Увы, - сочувственно разводит руками Анна. - Смирись, красавчик, ты проиграл.

- Надеюсь, ты ещё не придумала мне наказание, - приглашаю её за столик, когда машина возвращает мой шар.

- Только не надейся меня разжалобить, Золушка, - смеётся она, глядя как я усердно натираю его рукавом.

Ждём, когда нам принесут ещё по глотку скотча, чтобы отпраздновать её победу. А я словно пробую на вкус это чувство: её радость, торжество, успех. Так охренительно приятно проиграть, что ощущаю себя почти героем.

- Что значит «пятьсот двадцать»? - показывает она на логотип на шаре, когда перед нами ставят два стакана.

- В китайском языке цифры «пять», «два», «ноль» созвучны словам «я тебя люблю».

- Ты знаешь китайский? - удивляется она без придыхания к этому фетишу всех девочек - заветным трём словам. И я почти счастлив, что смог её ещё и удивить.

- Нет, но знаю, что в интернете, в переписке, китайцы эту фразу так и обозначают - цифрами.

- Пять. Два. Ноль, - пишет она на пластике стола.

- Пять. Два. Ноль, - показываю пальцами. - А «5.20», то есть двадцатое мая, - ставлю точку между написанных ею цифр. - Считается в Китае днём признаний в любви.

- Ты привёз этот шар оттуда?

- Хотел подарить, - переставляю его со стола на сиденье. - Но пока не нашёл кому.

- Иве Уорд, - не спрашивает она, утверждает.

Вот настырная. Вряд ли она прочитала это у меня на лбу. Впрочем, только ленивые не знали о наших отношениях с Ивой. Долгих, сложных, многолетних. Анна Ривз явно не из ленивых. Да после той же юридической школы. Да после пяти лет брака с юристом и работы в адвокатской конторе.

Я не хотел собирать о ней информацию, но всё же не удержался: собрал, подивился, местами восхитился, кое-что взял на заметку.

- Это было давно. Очень давно, - Проклятье! Ива. От воспоминаний о сегодняшних событиях становится тоскливо. И сам не могу поверить, что она и правда в прошлом. - Она выходит замуж.

- За кого? - Такой естественный, такой невинный вопрос, но Анна задаёт его так, словно спрашивает: «Да как она посмела променять тебя на кого-то? Как можно было найти кого-то лучше тебя?»

Конечно, это всего лишь моя разыгравшаяся фантазия, но почему-то хочется, чтобы она сказала именно так.

- Понятия не имею, - не качаю, скорее, мотаю головой, не желая больше ни говорить об этом, ни помнить. - Даже не хочу знать.

19. Эйвер

- Только давай никакой херни о том, что вы не сошлись характерами, - Анна уверенно ставит передо мной стакан.

- Да, всё немного сложнее, - улыбаюсь, что она подловила меня моими же словами.

- Нет, всё просто, Эйв. И я объясню, если ты не понимаешь, - вздыхает она. - Тебе больно.

- Да, мне больно, - вздыхаю в ответ. - Поверь, я знаю, что это такое. Поэтому давай не будем об этом, Ан.

- Будем, Эйв, - опять не соглашается она и вкладывает стакан в мою руку. - Но у меня есть для тебя хорошая новость.

- Это пройдёт, да? - усмехаюсь.

- Нет, это значит, что у тебя есть сердце, бессердечный Эйвер Хант, - улыбается она.

- Э-э-э... Меня как-то должно утешить, что я не бесчувственный болван?

- Конечно, нет. Кто сказал, что я буду тебя утешать? - невинно пожимает она плечами.

- Я. Но, вижу, зря я как-то наивно понадеялся.

- Конечно. И думать забудь об утешении. Теперь ты должен меня бояться. Ведь я одна знаю, что у тебя есть сердце. И знаю, что его можно разбить.

- Звучит как угроза. Ты знаешь обо мне слишком много, - поднимаю стакан. - Ну что, вероломная? За твою победу?

- Нет, - хитро прищуривается она. - За твоё поражение, непобедимый Эйвер Хант.

Мы допиваем вместе. И вместе выходим на улицу.

Вдыхая прохладный воздух, молча стоим у обочины.

Как много я бы дал сейчас, чтобы узнать, о чём она молчит, но просто ловлю ей такси.

- До завтра?

- До завтра, - открываю дверь машины. И смысл эти простых слов, что завтра мы увидимся снова, как-то неожиданно греет душу.