В объятиях Снежной Королевы - страница 51

Накрытый белоснежной скатертью стол, накрахмаленные салфетки, свечи в замысловатых подсвечниках на рождественскую тематику, еловые веночки, блестящие шишки, румяные пенопластовые яблочки. Всё это на фоне вышколенной прислуги казалось Кайрату ещё большим сюром, чем выпученные глаза с красными прожилками сосудов, увиденные им сегодня в музее.

Господину Филатову словно вставили в одно место кол, и он боялся шелохнуться. Его жена тоже выглядела как надутая через соломинку лягушка, пуча глаза на дочь. А Кристину вдруг прорвало как мешок с зерном.

— Тогда папа не знал, что у него лопнул аппендицит, но он закончил эти переговоры и заработал свой первый миллион, — довольная собой, подвела итог Кристина.

Кайрат уже перестал загибать пальцы, считая сколько правил ведения застольной беседы она нарушила, когда она вдруг добавила:

— И проклятые мусульмане ещё занесли ему в больнице какую-то инфекцию.

— Вы очень мужественный человек, — обратился Кайрат к банкиру.

— Просто дурак, едва не сдохший от перитонита, — ответил Филатов, рассверливая его взглядом как дыру в стене. — Но с того случая я сильно пересмотрел свои взгляды на жизнь. Здоровьем не стоит рисковать ради денег, потому что его не купишь, им можно только расплачиваться.

— Здоровье дороже денег, — в свойственной ей манере поддержала отца Кристина.

— Но с тобой я согласен, — обратился он к Кайрату. — Бедность — это лень.

«А англичане сейчас говорили бы о садоводстве» — с тоской подумал Кайрат. Ему не хотелось говорить о деньгах и болезнях, не хотелось и спорить про бедность. Но глядя на изнурённого диетами главу банка, Кайрат догадывался как актуальны в их семье эти первые две темы.

— Давайте выпьем за прекрасных дам, сидящих за этим столом, — предложил Кай, поднимая бокал. Кажется, именно так поступают гусары в любой непонятной ситуации, и, конечно, никто не посмел его не поддержать.

Кайрат кое-как дождался окончания застолья. После сигары и кофе осталось только получить свой обещанный подарок и валить отсюда, валить. Он прекрасно понял посыл, адресованный ему господином Филатовым — он болен, время дорого и Кайрату пора определиться, потому что до этого он здесь никто. А на тот случай, если не понял, Кристиночка приготовила ему свой подарок.

Пряничный домик торжественно вручённый ему на большом подносе оказался бесподобен. Подогнанные с ювелирной точностью детали, филигранная роспись глазурью и даже цветные витражи в окнах — всё это смотрелось великолепно. Только одно «но». На подносе стоял не просто домик, там возвышалась церковь. И застывшие на её крыльце фигурки жениха и невесты уже не намекали, они ставили Кайрата перед фактом выбора.

— О, Дубровский? — ещё пытался отшутиться Кайрат.

— Скорее князь Верейский, — разразилась злым смехом возможная тёща.

— Мама раньше учительницей литературы работала, — пояснила счастливая Кристина. — Нравится?

— Очень! — искренне восхитился Кайрат. — Неужели всё сделала сама?

— Всё, до последней завитушки.

Затянутый в целлофан подарок он со всем должным уважением поставил в багажник машины. Кристина, кутаясь в меха, помахала ему с крыльца на прощанье, и выезжая из кованных ворот особняка он тщетно пытался избавиться он картинки, которую рисовал ему воображение.

У церкви стояла карета.

Там пышная свадьба была,

Все гости нарядно одеты,

Невеста всех краше была…

Глава 15. Дана

«Его нет в городе. Его нет в городе. Его нет в городе», — повторяла Данка как молитву. И звучала она то за здравие, то за упокой.

Она верила, что он занят, у него ведь столько дел и разница во времени, и что будь он рядом, то обязательно бы позвонил или даже пришёл, может даже стоял бы никем не замеченный под её окнами. Это было «за здравие». И она даже тщательно обследовала все помеченные собачками кусты на предмет того, где могла бы притаиться его неподвижная фигура, когда он вернётся. А он же вернётся? С этого вопроса она неизменно скатывалась в «за упокой» и катилась, катилась, катилась. А когда? А надолго? А простит ли он её? А нужна ли она ему вообще или всё это и было тем, чем выглядело — случайной связью и ни к чему не обязывающей ночью?

После встречи с Савойским Данка больше не чувствовала себя цельной, нераздельной, единой. Перед ней словно несколько дорог и сотни одежд. Куда пойти? Что надеть? И каждая требовала соответствовать. Кафтан, шитый суровыми нитками, призывал действовать. Звонить, писать, требовать объяснений. А тонкое бельё, расшитое шёлком, терпеливо ждать.

Но как дитя, ряженое слепыми няньками, она не чувствовала эти одежды своими. Чужие, не по размеру, не по статусу они душили, сковывали, мешали идти. Её дико выматывала эта неопределённость.

Определилась она только с одним. С Алексеем.

Приревновав его к дочке мэра, Данка отчётливо поняла, что ничего у них Лёхой не сложится. Хоть с блондиночкой, хоть без.

Да, Данка взбесилась, что, держа на привязи как сторожевого пса её парня, девушка так откровенно флиртовала с её братом. Данке казалось у неё отбирают обоих. Но сидя на сияющем белизной кафеле мэрского туалета и внимая Лёхиному спокойному голосу, она ясно услышала ровные удары своего сердца. Ровные как стук колёс поезда. Ты-дык, ты-дык! Ты-дык, ты-дык! И не Лёха уезжал от неё за город, она сбегала от него на этой электричке.

Её удивило собственное равнодушие, с которым она приняла это решение, но Лёха всё равно удивил её больше.