Семнадцать двадцать девять. - страница 43
— Мой Ангел, — шепчет она. — Ты вернулся.
Мое сердце сжимается в болезненный комок. Моя мама.
— Мама, — осторожно произношу я.
Ее выражение лица меняется, она, словно пытается понять слово, которое я только что произнес.
— Миссис Клэй, — наклонившись, говорит сиделка елейным тоном. Как с ребенком. — Это ваш сын.
Мама разглядывает меня и улыбается. Мне становится жутко. Я ведь понимаю, что она меня не узнает, и эта улыбка не настоящая. Это улыбка больного человека. Но я должен быть сильнее своих страхов.
— Мама, — снова говорю, присаживаясь рядом на стул. — Как ты себя чувствуешь?
— Мне хорошо, — отвечает она. — Все хорошо.
Сиделка, видимо удовлетворенная ее поведением, говорит, что подождет за дверью и быстро выходит. Когда мы с мамой остаемся наедине, мне становится жутко, но я быстро подавляю в себе это ненужное чувство.
— Как ты, мой Ангел? — интересуется мама, склонив голову набок.
Она сильно похудела. Хотя, мне это может лишь казаться. Круги под глазами это не самое заметное, что в ней изменилось. Я думаю, что болезнь вообще меняет людей.
— У меня все хорошо, мама.
— Тебя так долго не было, — с болью в голосе произносит она.
— Я жуткий эгоист. — Я не смотрю на нее, потому что мне стыдно.
— Ты хороший, — более бодрым тоном говорит она.
Не могу понять, помнит ли она меня или просто отталкивается от того, что ей сказала сиделка. Скорее всего, второе.
Мы обмениваемся еще несколькими фразами, прежде чем я замечаю изменения в ее поведении. Она начинает озираться и часто моргать темными ресницами.
— Мама, все хорошо? — осторожно спрашиваю я.
Она смотрит на меня отсутствующим взглядом. Я понимаю, что это один из ее приступов, мне нужно позвать кого-нибудь прежде, чем я стану этому свидетель.
К счастью, сиделка оказывается в комнате раньше, чем я смог среагировать.
— Ну-ну, — успокаивающе приговаривает она. — Не волнуйтесь, все хорошо.
— Нет, — упорствует мама, сильно качая головой из стороны в сторону. — Я не хочу больше лекарств. И… уведите его. — Она враждебно стреляет в меня глазами. — Он что-то хочет от меня, уведите его.
Это невозможно. Все ведь было нормально. Как такое возможно?
Я все еще сижу, прикованный к стулу и пораженный ее агрессией.
— Мистер Клэй, — осторожно говорит сиделка, хватая за руки маму. Мама тяжело дышит и озирается. — Вам лучше уйти.
Но я не слушаю ее. Вместо этого я встаю со стула и делаю шаг к маме.
— Мама. Мама это ведь я.
Но она не реагирует, она лишь снова мотает головой, от чего ее каштановые длинные волосы выбиваются из резинки.
— Не хочу, не хочу таблеток! — кричит она. — Умоляю, — она смотрит на сиделку. — Уведи этого человека, он заставляет меня пить таблетки.
Я все еще стою в комнате, убитый этим зрелищем.
— Иэн. — Строгий голос отца выводит меня из ступора. Я оборачиваюсь и вижу его в дверях. Он жестом показывает мне выйти, и я делаю так, как он велит.
Папа закрывает двери, за которыми слышны крики и проклятия мамы.
— Я ведь ничего не сделал… просто сидел там, говорил с ней, — начинаю бессвязно бормотать.
— Знаю, знаю, — перебивает меня папа и кладет руку на мое плечо. Он мягко подталкивает меня подальше от этой комнаты, чтобы не слышать крики и плач. — Это стало случаться все чаще, ты здесь абсолютно не причем.
— Что это значит? — спрашиваю я, поняв на него глаза. Я стал выше отца, поэтому ему приходится немного задирать подбородок, чтобы смотреть мне в глаза.
— Значит, состояние ухудшается, — отвечает он. — Ей становится все труднее и труднее. — Со вздохом он добавляет: — Как и нам.
— Сколько это может длиться? — Я боюсь спросить, сколько ей еще осталось.
Папа снова смотрит на меня, и я вижу боль в этом взгляде.
— Я не знаю, сынок. Но мы будем бороться до конца.
Я хочу спросить, какой в этом смысл? Но больно кусаю себя за щеку изнутри, чтобы эти слова не успели сорваться с языка. Болезнь не излечить, но никто не может отнять у нас веру и желание бороться.
— Я приеду еще, — взяв себя в руки, говорю я.
Папа, видя мою решимость в глазах, притягивает меня к себе и крепко обнимает. Я чувствую себя ребенком, хочется расплакаться в его крепких руках и рассказать о своих страхах, но я хороню в себе это желание, потому что я мужчина. Я должен быть сильным и принимать верные решения.
Этот внутренний диалог снова наводит на мысли о Линдси. Да, я должен принимать верные решения и не поддаваться ничем не объяснимым порывам. Мое будущее — это Спенс, я больше не могу метаться.
***
Звонок от Холла застает меня врасплох. Из головы все еще не выходит пугающий образ мамы, когда я возвращаюсь в кампус. Холл не объясняет ничего по телефону, просто говорит приехать к ним на Хилл Драйв, но по голосу я соображаю, что случилось что-то серьезное. Прибавив скорости, я вливаюсь в поток машин.
Я захожу в дом и первое что вижу, это Бекс. Он стоит с сигаретой прямо в коридоре и что-то тыкает в телефоне.
Отмахнувшись от дыма, я продолжаю свой путь на голоса. В гостиной вокруг дивана собрались Холл и Майки, Сэд лежит, свернувшись калачиком.
— Что случилось? — спрашиваю я.
— Только не психуй, малыш, — успокаивающе говорит Холл. Он просит Сэда поднять голову и когда тот подчиняется, я на подкошенных ногах падаю в кресло.
Его лицо больше не напоминает молодого Киану Ривза. Оно сплошной синяк фиолетового цвета. Кровоподтеки под глазами создают эффект очков, черные волосы прилипли ко лбу засохшей кровью.
