Сломленные - страница 66
Я поворачиваю её лицом к себе, привлекая поближе.
После того, что мы только что сделали, целомудренные объятья кажутся почти до смешного скучными, и, наверное, она тоже так думает, потому что вдруг начинает хихикать у моей груди.
— О Господи.
Я смеюсь вместе с ней.
— Итак. Это случилось.
Она запрокидывает голову, чтобы взглянуть на меня взглядом, близким к обожанию, и я чувствую такой сильный удар жажды, что он почти выбивает воздух из моих лёгких. Жажды не по её телу… впрочем, она всегда здесь, где-то прямо под поверхностью. А жажды по ней, её смеху и тому, как легко она ждёт от меня добра, потому что думает, что я хороший.
Где-то глубоко внутри демон увещевает меня, что я её разочарую. Что я разрушу её. Но впервые со времён Афганистана я задвигаю эту мысль подальше. Впервые я позволяю себе поверить, что моё прошлое — мои шрамы — не определяют меня.
Я целую её в лоб.
— Готова бежать обратно?
— Эм, только если у этих уродливых кроссовок, которые ты купил мне, есть встроенные колёсики. Или крылья. Я не могу бежать после такого, — произносит она, едва заметно кивая в сторону дерева.
Я притворно вздыхаю и протягиваю ей руку.
— Идёшь?
Она без колебаний принимает мою руку, сплетая свои пальцы с моими.
Последние три года я думал, что нет в мире ощущения лучше, чем возможность вновь начать бегать. Но я ошибался.
Гулять за руку с Оливией лучше.
Глава тридцать первая
Оливия
Мне по-прежнему, как ничто другое, нравится проводить послеобеденное время перед камином в компании Пола. Вот только теперь, когда всё изменилось, то большое кожаное кресло не кажется мне таким идеальным, чтобы ютиться на нём.
Я довольствуюсь, закидывая ноги ему на колени, пока мы читаем. И, кажется, он ничего не имеет против.
Одной рукой он монотонно переворачивает страницы своей книги, другой — то поглаживает свод моей ступни, то потягивает чай, который я сделала для нас. Не так давно на его месте был алкоголь. Пол по-прежнему пьёт его время от времени, но теперь это, скорее, второстепенное, а не опора, необходимая ему в течение дня.
Куда ни глянь, я вижу лишь прогресс. Не то чтобы Пол является для меня каким-то проектом. Больше нет. Теперь он не вершина, которую мне нужно покорить, чтобы одолеть собственных демонов и отработать зарплату. Он человек.
Тот, к кому я неравнодушна настолько, что это начинает меня беспокоить.
Улыбка едва заметно тухнет, пока я пытаюсь отбиться от этих мыслей. Но они не поддаются мне, поэтому я принуждаю себя встретиться с правдой лицом к лицу. Ну и что, что мы не обменялись словами любви? Мне двадцать два. Я уже не нуждаюсь в заверениях о бесконечной преданности, кольце или в долгих разговорах о «нас», которые сводят парней с ума.
Но намёк на то, что между нами происходит, был бы кстати. Всего лишь намёк.
— Ты хмуришься, — лениво замечает Пол, по большей части концентрируясь на книге.
— Биография Эндрю Джексона навела на размышления, — лгу я.
— Угу. Да ты прямо оторваться не можешь, — произносит он, указывая взглядом. Пол ссылается на то, что я осилила лишь десятую часть, хотя начала её больше двух месяцев назад.
Я уже открываю рот, чтобы парировать, будто наслаждаюсь ей, но вдруг захлопываю книгу.
— Ладно, хорошо. Она мне не нравится, — я бросаю тяжеленный фолиант на край стола с недовольным видом. — Я пыталась сделать так, чтобы она мне понравилась. И да, по идее она должна мне нравится, ведь это обогатит мой ум, и всё такое, но я умираю от скуки.
Он поджимает губы, будто скрывая улыбку, и я прищуриваюсь, глядя на него.
— Ну давай. Осуждай, — предлагаю я.
Пол передёргивает плечами.
— Даже не собирался. Просто гадал, сколько тебе понадобится времени на признание того, что ты не втянулась.
— Ты, похоже, думаешь, что мне нравится читать только журналы про знаменитостей, — ворчу я.
— Не правда, — отвечает он, щипая меня за большой палец. — Сделай перерыв. Биографии не для всех. Ты сможешь найти несколько тем, которые придутся тебе по душе. Могу посоветовать пару книг из тех, что у меня есть.
Я киваю движением головы, лишённым и толики энтузиазма, и Пол внимательно изучает меня какое-то время, прежде чем закрыть свою книгу.
— Окей. У тебя на уме не только книга. Давай послушаем.
Я улыбаюсь.
— Знаешь, для человека, который столько времени ни с кем не встречался, ты умеешь понимать женщин.
— Как и кататься на байке, — произносит он. — Только то чуть пострашнее. Но если серьёзно, в чём дело?
— Сама толком не знаю, — говорю я, честно отвечая ему. — Видимо, нет настроения для книг.
Пристроив на мою ногу уже обе руки, он массажирует её сильными разминающими движениями, и ощущения от этого потрясающие.
— Хорошо. Значит, давай поговорим.
Я одариваю его насмешливой улыбкой.
— В чём подвох?
— Никакого подвоха. Хотя, честно говоря, это не совсем правда. Позже я собирался выклянчить в обмен на разговор минет.
Я возвожу к глаза потолку.
— Самое грустное, что это шутка лишь наполовину.
— Даже меньше, если честно. Мне очень нравится минет.
— Я в шоке. В полном.
— А теперь серьёзно, Миддлтон. Скажи, что у тебя на уме, или спроси. От твоих душевных терзаний у меня изжога.
Я едва не произношу, что он может вернуться к чтению, и что, да, я бы очень хотела, чтобы он посоветовал мне другую книгу. Желательно такую, которая бы не оказывала на меня такой сильный эффект колыбельной, как эта биография.
Но мне хочется поговорить. Только я не стану спрашивать его о нас. Не просто потому, что не хочу видеть его передёргивание, а ещё и потому, что ужасно боюсь услышать ответ, который могу получить. Я не готова узнать, что он считает наши отношения всего лишь весёлой интрижкой, которая помогла ему выбраться с тёмной стороны.