Глупец - страница 3
Неохотно я сделала то, что она просила, ее каблуки последовали за мной. На самом деле я не знала, что мне делать или куда идти, поэтому я пошла к кровати и остановилась возле нее. На ней, заправленной красивым покрывалом, лежала одежда — нижнее белье, носочки с кружевом, блестящие туфли и платье цвета спелой сливы. Рядом лежало большое белое махровое полотенце и мочалка. Я посмотрела вверх на бабушку.
— Давай мне свой рюкзак, дитя, — сказала она, и я, спустив рюкзак с плеча, передала ей. Она взяла его двумя пальцами и расстегнула молнию, как будто весь рюкзак был усыпан микробами. Там ничего практически и не было — всего лишь немного одежды, пара старых сандалий и фотография мамы и папы. Это была очень старая фотография, задолго до… до того, что случилось, но эта была единственная фотография моих родителей. Коринн Бель строго посмотрела на меня:
— Снимай одежду. Всю. И бросай ее сюда, — резко сказала она. — Затем обернись в полотенце и иди за мной в ванную.
Я не решалась сделать то, что он просила, мне не очень хотелось раздеваться перед ней. Может быть, она и моя бабушка, но все же я ее не знаю.
— Прекрати думать, дитя, и, ради всего святого, перестань смотреть на меня так, как будто ты безмозглая. Просто делай то, что тебе сказано. Чем быстрее ты разденешься, тем быстрее обернешься в полотенце.
Я быстро стянула с себя одежду, бросила ее в рюкзак и, завернувшись в полотенце, вдруг поняла, что покраснела. Бабушка смотрела на меня все время не сводя глаз, и теперь мы стояли лицом друг к другу. Я молча ждала.
— Я понимаю, через что ты прошла, по сути, твое существование вообще не твоя вина, Харпер. Тебе ведь всего восемь лет, но условия, на которых ты будешь жить в этом доме, очень строги, их ты должна будешь соблюдать всегда беспрекословно, — полоски вокруг ее рта углубились. — Тебе придется забыть свое прошлое. Свою мать, своего отца и убожество дома, в котором все вы обитали. Твоя фамилия будет изменена на Бель, — она застегнула мой рюкзак. — Ты забудешь обо всем, что лежит в этом рюкзаке, и больше никогда не заговоришь об этом. Никогда. А я узнаю, уж поверь мне, если ты заговоришь о своем прошлом, — она присела, чтобы посмотреть мне прямо в глаза. — Я буду знать о каждом твоем шаге, юная леди. О каждом. Тебе повезло приехать сюда и жить здесь со мной, под моей опекой. Тебе повезло, что у тебя вообще хоть кто-то остался, чтобы забрать тебя, и я надеюсь, ты будешь благодарной, соблюдая все мои правила и не вызывая беспокойства. Я уже устроила тебя в пансион, ты поедешь туда осенью, там никто тебя не знает, и ты никому ничего не расскажешь о своем прошлом, — ее глаза вспыхнули. — Тебя научат правильным манерам, и ты станешь действующим, полезным и продуктивным членом общества. Ты станешь Бель. Будет так, как будто старой тебя никогда не существовало. Тебе все ясно?
Мои глаза вновь стали сухими и холодными, когда я пристально посмотрела на нее, у меня перехватило дыхание:
— Да, мэм, — едва выдавила я. — М-можно мне мою фотографию?
Коринн осмотрела меня с головы до ног и нахмурившись сказала:
— Это исключено.
Она снова развернулась на каблуках и пошла, я знала, что мне нужно без вопросов идти за ней. Я сражалась со слезами, когда она остановилась в коридоре через две двери от моей комнаты:
— У тебя есть своя личная ванна, Харпер, и я ожидаю, что ты будешь пользоваться ею каждый день, начиная с этого момента, — она посмотрела на меня. — Вымой волосы дважды, — она глянула на мою голову. — Они выглядят просто ужасно. Когда закончишь мыться, оденься и спустись вниз к ужину, там я тебя проверю, прежде чем мы сядем за стол. Тебе все ясно?
— Да, мэм, — ответила я, пытаясь сдержать свой голос.
Посмотрев на меня еще раз, она выпрямилась, развернулась и пошла по коридору к лестнице, не сказав ни слова, лишь только ее каблуки стучали по полу.
В ванной я закрыла дверь, включила воду и смотрела, как ванна заполняется. В то же время мои глаза наполнились слезами, и как только воды стало достаточно, я сбросила полотенце, залезла в нее и обняла колени.
Меня больше нет…
Я тоже мертва. Так же, как и мама с папой.
Наконец я дала волю слезам.
После: Кейн
— Ты любишь бейсбол?
Я смотрел на матрас над головой и молчал. Я не знал этого паренька, который лежал на верхнем ярусе кровати, а паренек не знал меня. Это была уже моя третья приемная семья за два месяца. Не было необходимости заводить друзей. Они мне не нужны. Через секунду сверху появилась голова, и я посмотрел на парня, который спал на верхней кровати. Он висел вниз головой, и его кудряшки свисали по бокам, а дикие голубые глаза пронзали комнату, освещенную лишь небольшим ночником Ред Сокс. Паренек сказал, что его зовут Бракс. Вокруг одного его глаза разливался большой синяк.
— Ты что, плохо слышишь или что? — спросил Бракс с огромной улыбкой, которая показывала все его зубы. — Кейн, да? Ну так что, любишь? Бейсбол?
— Наверное, — ответил я.
Бракс продолжал смотреть на меня. Он был из местных — южанин. Я мог определить это по его губам. Выглядел он младше меня, ему, наверное, около девяти-десяти.
Бракс поднял бровь:
— Ты здешний?
Я посмотрел на него:
— Дорчестер.
Бракс кивнул, вытер нос тыльной стороной ладони, все еще вися вниз головой:
— Ты долго был в системе?
— Некоторое время, — я не отводил глаз.
— Ну а я всю свою чертову жизнь, — он спрыгнул вниз, мягко приземлившись на носочки, и присел на краешек моей кровати. — А здесь я почти два года, — он пожал своими костлявыми плечами. — Здесь неплохо, гораздо лучше, чем там, где я был до этого, — он наклонил голову. — Хочешь пойти на игру завтра?
