Пат для рыжей - страница 48
— Не думай о нем. Если вам суждено…
— Нет, не суждено. Он предельно ясно дал мне это понять. Так жестко меня еще никто и никогда… Ненавижу его… и умираю по нему. Зачем показывать рай, а потом выбрасывать? — снова на глазах Насти выступают слезы, на лице мука, мне до отчаяния жаль ее. И вдруг приходит в голову, что если Макс также бросит меня, отстранится, даст понять что нет ничего между нами… меня пронзает боль.
— Я не знаю, правда. Но тебе правда лучше забыть о нем… станет легче со временем. Просто забудь, — уговариваю, ласково поглаживая девушку по голове, и она засыпает, всхлипывая во сне.
* * *
Прошло еще два дня, которые я провела возле Насти, ухаживая за ней. К счастью девушка быстро шла на поправку — во всяком случае физически. А морально продолжала погружаться в черную депрессию.
На третий день, вымотанная, ложусь спать пораньше. Что-то словно толкает меня во сне, глубоком, мрачном, вязком. Сажусь на постели и вижу стоящего на пороге Патова.
Пытаюсь сказать что-то, но никак не отойду от сна. Макс наконец делает несколько шагов вперед. И я ныряю в его объятья. Но чувствую, что-то не так, его тяготит что-то, мучает.
— Что случилось? — шепчу едва слышно ему в плечо. — Где ты был так долго? Ты был мне так нужен… И пропал. Почему? Я злюсь на тебя…
— Прости, — шумно вздыхает Патов. — Я… прости меня, Анжела.
— Хорошо. Прощаю. Расскажешь за что?
— Да… но ты возненавидишь меня.
— Хм, — хмурюсь недоверчиво, потираюсь о него как кошка.
— Скажи сначала, что ты чувствуешь ко мне? — спрашивает Макс.
— Сейчас?
— Да… Мне нужно это услышать.
— Что именно ты хочешь услышать?
— Правду.
Отстраняюсь и разглядываю его лицо. Он вымотан до предела, это лицо смертельно уставшего человека. И очень расстроенного. Что его настолько огорчает? Почему не торопится поделиться со мной? И что хочет сейчас от меня услышать?
Глупо лукавить, я прекрасно знаю, о чем речь.
Но не могу решиться открыть душу вот так, по первой просьбе. Слишком много еще между нами непонятого, тайного…
Я… люблю Макса. Мне кажется я давно это поняла, но гнала от себя всячески эту правду. Не могу, не готова признаться первой. А ведь именно этого он ждет от меня…
— Сейчас я злюсь и уже сказала об этом, — говорю мягко. — Мне тебя не хватало… И я злюсь из-за Штайн. Ты мог рассказать мне о ней. Чтобы это не стало неприятным сюрпризом… Ненавижу эту тетку. Она все время врала и с первого дня на фирме нами манипулировала. Когда вы подкупили ее? Как у вас это вышло, ведь она была предана Давиду?
Вижу разочарование на лице Макса. Он совсем не это хотел услышать… Но я не могу сказать ему о любви. Не сейчас, когда полностью не доверяю и столько вопросов…
— Что бы изменилось, скажи я о Штайн? — тихо спрашивает Патов. — Марс вышел на нее давно. Мы подбирались к Давиду два года… Это было непросто. Ты знаешь, что его корпорация основана на разрушении? Наш отец… он поверил Давиду и потерял все. «KZ» украла у нас все. Лишила фирмы, денег. Разрушила и поглотила. Мы не могли оставить все как есть. Не могли смириться. Отец умер от сердечного приступа. Нам пришлось затеять все это. Но ты… ты не вписывалась в схему. С тобой было… непросто. И я не хотел и не хочу тебе зла, Анжела. Я хочу чтобы ты выслушала и поняла… Я пытался помочь. Хотел вытащить твою маму… но не успел.
— Не понимаю, о чем ты?
— Мне очень жаль, малыш. Иди сюда.
Макс крепко сжимает меня в объятиях, чувствую, как сильно колотится его сердце.
— Я опоздал. Давид…
— Нет!!! Я тебе не верю! Я должна выбраться отсюда, должна найти маму, слышишь? Ты мне поможешь? Потом… я буду с тобой. Обещаю. Я уйду от отчима. Он держал меня лишь матерью.
— Знаю. Но ее больше нет…
— Замолчи! Заткнись, слышишь! Я тебе не верю!
— Я бы никогда не стал говорить такое, если бы не был уверен. Я был в больнице, где он держал ее. Я видел ее… И у меня есть фотография… Мне очень жаль. Очень похоже на несчастный случай или самоубийство… Хочется верить, что все же несчастный случай… Но разве это важно? Ее больше нет, Анж. Мне очень, очень жаль.
— Нет! Я тебе не верю, это все ложь, очередная игра! Я знала, что все, все в тебе фальшь и игра! Ненавижу, будь ты проклят, Патов!
В меня точно бес вселяется, стучу по груди Макса кулаками, отталкиваю его руки, пытающиеся меня обнять, царапаю их ногтями оставляя глубокие кровавые следы.
А дальше приходят слезы, кричу, лицо мокрое, зареванное, вою об бессилия, от отвращения к нему, к себе, к этому жестокому и беспощадному миру.
Мясорубка. Вот где я существую. Я всегда подспудно знала, что подойду к краю и меня без раздумий перемелет в прах…
И вот это случилось.
Максу все-таки удается схватить меня так, что не могу пошевелиться, стиснуть в объятиях. Он придавливает меня к постели весом своего тела и тихо шепчет на ухо слова успокоения. Но никакие слова в мире не смогут унять мою боль, которая ядом расползается по венам, жжет, разрушает.
— Я люблю тебя, Анж. Прости меня, пожалуйста. Я очень хотел ее спасти… но не успел. Мне так жаль. Не могу видеть, как ты страдаешь. Но ты должна справиться. Ты сильная.
Мои рыдания становятся глухими, а дальше и вовсе беззвучными. И в какой-то момент я проваливаюсь в глубокое небытие, но и там брожу в тумане боли и безнадежности. Ни единого лучика света, никакой надежды. Мной сыграли партию и теперь я — бесполезная пешка.
* * *
Пробуждение вязкое, перед глазами пелена. Не хочу просыпаться, и все же организм требует своего. Нестерпимо хочется пить. Я одна. Макс оставил меня и чувство одиночества гложет, хоть и твержу себе что рада этому. Пусть ушел. К лучшему.
