Нужным быть кому-то (СИ) - страница 107

Ошалевший Макс долго тряс головой, а когда Аришка сказала, что вредничала только из-за того, чтобы Макс наконец-то понял, что у неё все серьезно — опять впал в ступор.

Отмер, когда Анчутка начала его тормошить, нацеловывая.

— Я дурак?

— Конечно! Причем, круглый!

— Во попал!! И ни фига я не замечал твоей симпатии, врешь ведь?

— Я шифровалась, да и так классно было тебе подлянки делать!!

— Да, веселая у нас семейка будет!!

А у Шишкиных потирали руки и гоготали папаня и дядьки, проспорили им Ленин, Леха и Калина!!

— Максим, — как-то запинаясь заговорила Аришка, — я… мне… в общем… вот все, что сегодня случилось… ты можешь подумать, что шантаж… Понимаешь, я ещё с тех пор, с семи лет, всегда считала себя твоей невестой… и весь этот выпендрёж сначала со всякими проделками, потом с… поклонниками… это, — она тяжко вздохнула, — для тебя всё был! Ты ж во мне мелочь видел, а знаешь, как злило это? Когда та девица приехала, я ж дня три рыдала втихаря, от обиды. Вчера наши же все категорически были против… Я… у меня просто перемкнуло, когда узнала, что ты жениться подумываешь. Ну не могу я тебя отдать кому-то, ты ж столько лет всегда рядом, одно дело твои мимолетные увлечения, а хотелось иногда тебе глаза выцарапать или заорать: «когда ж ты увидишь меня?» А сейчас я больше всего боюсь, что ты через неделю станешь смотреть на меня… ну, брезгливо, что ли, и переживать такое, от того, кто с детства самый-самый… — она передернулась.

На удивление серьёзный Макс, без своей обычной придури, задумчиво протянул:

— Слушай, невеста, прости, привык вот так называть, а ведь я на самом деле дальше своего носа не вижу… Наверное, потому и не женился, что тебя ждал? Были же неплохие варианты, а в последний момент, чё-то срывалось, а это, похоже, как бабуля говорит? — Господь отвёл! Да и где ж я такую серебристую ещё найду?

— Баба Таня мне советовала прийти и выяснить отношения без постели, но ты такой… как мальчик молоденький во сне… Макс, я…

— Максим обнял её:

— Я, вот, тебя сейчас обнимаю, а такое ощущение, что домой попал, а ведь мне, болвану, ещё когда бабуля намекала, что ты и есть моя половина. Я, конечно, подарок тот ещё… но раз выбрала… Давай побыстрее сына родим, а? И назовем его…

— Васькой! — Выпалила невеста, испуганно смотря на него.

— Откуда ты..?

— Я много чего замечала про тебя, а ваше взаимное обожание с дедом Васей не заметить мог только слепой.

— А чё: Василий Максимович — неплохо звучать будет.

— А если девочку?

— Хо, без вариантов, только Татьяна! Пошли к нашим, втыкушки получать!

— На улице под яблоней сидел батя:

— Вот, хотел чтоб я женился, пожалуйста!

Батя обнял его, а потом Аришку:

— Наконец-то, я уже намекать устал!

— Ты чё, бать?

— А ничё. Всем было видно, кроме тебя, что девочка тебя зацепила, ты же только там и обитался, где Аришку можно было увидеть или встретиь!

— Да, лан?

— Не лан, а тугодум ты, Макс, изряднейший! Вы как в детском стишке: «На мосточке утром рано, повстречались два барана!»

— Чё, и все эти напряги и вопли «Женись, женись!» были типа шантажа?

— А как тебя, тугодума, ещё надо было подтолкнуть к девочке? Только ты со своими вывертами в Германии жену искать начал, когда рядом вон, наша, доморощенная. Одно печалит, вы оба безбашенные, внука мне испортите.

— Какого внука, бать, ты чё?

— Будущего, Ваську.

Баб Таня отругала Аришку, а потом утерев слезу выдала:

— Ну вот пристроила вас, Анчуток, теперь можно и помирать спокойно.

Макс задохнулся от возмущения:

— Ты ещё до девяноста не дожила! Обещала всем!

— Иди-ка, дочка, налей мне отвару, а мы со внучком поговорим. Максимушко (только двое его так называли — дедок и баба Таня), ведь всем видно было со стороны, что вы тянитеся друг к дружке! Из неё, Анчутки-то, жена хорошая будет, только, вот, дурные вы оба, но ничё, дети пойдут, остепенитеся. Я так переживала, что ты неустроенным останешься, велела ей поговорить с тобой начистоту. А она, вишь, чего уладила. Ваньке с Мишкой я уже навтыкала, жеребцы здоровые, я их крапивой, а они меня на руках таскают и гогочут.

— Бабуль, батя меня тугодумным обозвал, ты не ворчи, чесслово, все нормально, может, я без такого «шантажу», — любил Макс ввернуть стариковские словечки, — и впрямь, не в ту степь попер — и себе, и фрау жизнь испортил. Значицца так, ждем Козыря из командировки и мирком тесным, блииин, страшно подсчитать наш «тесный» мирок, да за свадебку. Бабуль, я тебе говорил, что тебя сильно люблю?

— И я тебя, внучок, тоже! Когда уже Лёшка-то явится?

— Обещал к концу месяца, у него там жизнь ключом бьет, спит говорит по пять-шесть часов, а интересно. Он у нас серьёзный, ему военно-космические войска подходят идеально, меня когда-то туда звали, но какой из меня военный, я ж не смогу в форме ходить, да и дисциплина — и я? А Лешке уже звездочка новая светит, всего за год, они там все по последнему слову техники оборудуют, а с его натурой не удивлюсь, если он к тридцати майором будет.

— Да и Варюха Козырева без Лёшкиного одобрения замуж за нашего медведя не пойдет, Лёшка-то для них и мама и папа, я вот удивляюсь все время — ведь с пяти лет они у него дети? Даже ща, когда совсем взрослые, все равно, Лёхино слово — закон, Игнатьич и то без него решений не принимает. Хотя чё это я? Лет с восьми сам говорил: Лёха-мозга. Так и вышло, он мужик упёртый в хорошем смысле слова, это не я — в поле ветер, в жо… э-э-э, заднице дым.

— Баба Таня посмеялась:

— Вы с ним двое, как огонь и вода, он тебя всегда потихоньку заливает, чтобы все вокруг не загорелось. В нем выявились, как ты скажешь, гены, хорошие, всех сродственников. Я же, когда его первый раз увидела: худого, синюшного, недоверчиво на всех смотрящего — сердце захолонуло, а ничё, отогрели их за лето, дети, они как котята — приголубили и отошли. Сложнее было Ивана растормошить, а в Каменке и твой батя, смотри, раздухарился. Да и Васька, земля ему пухом, и сам возле вас, и вы возле него отогрелися. А за Ваську тебе, милок, наша неизбывная благодарность, што прошли его последние годы в тепле, без тебя-от он бы ещё годок и прожил, а то и меньше, от тоски бы загнулся.