Нужным быть кому-то (СИ) - страница 14
— С приездом, милок, а я баба Таня! Дай я на тебя гляну-то, — она повертела его. — Худоват, если не сказать, тощщой, но ничё, откормим. А вы, девицы-красавицы, как вас звать-то?
— Я Варя, она Вера.
— Так-так, а различать вас как же?
Ответила Вера:
— У Вари зуб выпал, а я букву Ззз не выговариваю.
— А, ну тогда ладно, есть различие, подь сюда, — крикнула она белобрысой девчонке, которая выглядывала из калитки.
— Это вам подружка, Аришка, она любит хулиганить, вы её сильно не слушайтеся, на деревья не лазьте, она-то чисто обезьяна, а вы впервой в деревне-то.
— Так, а ты, милок, как звать-величать тебя?
— Владимир я, здравствуйте!
— О, тёзка, значит! — раздался голос за спиной. Повернувшись, Калинин увидел среднего роста мужика, смешливо поглядывающего на всех.
Протянув Палычу руку, тот представился:
— Ульянов… Владимир Ильич! — и замер, сдерживая улыбку.
— О, прямо как Ленин!
Тот заулыбался:
— Вот, сызмала так и зовут!
— А-а-а, теперь понял, что мужик у магазина имел в виду, говоря про улицу вашу — это где Ленин. — И, протянув ему руку, представился, — Владимир Павлович… Калинин.
— Ух ты, Политбюро! — хлопнул его по плечу Ленин, и оба захохотали. Из калитки быстро выскочила Валя и схватила Лёшку в охапку:
— Ежиик, приехал?
Тот разулыбался, а Валя тут же сгребла к себе сестричек.
— Девчушки, привет!
Из дома малинового цвета вышла женщина.
— Супруга моя, Тамара, Надежду Константиновну вот не встретил! — представил её Ленин.
Лёшка же подвел Валю к Калинину:
— Валя, это Палыч, он наш человек, — представил Лёха Палыча.
Валя протянула ему руку с интересом разглядывая мужчину: высокий, подтянутый, без капли жира, симпатичное лицо, теплые какие-то, карие глаза, широкий шрам, начинающийся от левого уха и уходящий под рубашку.
— «Неплохой вроде, — подумала она, — а там, таки будем поглядеть, как говорит дядя Колобок.»
Калинин с любопытством рассматривал Валю: среднего роста, вся такая ладненькая, крепенькая, она сразу вызывала симпатию, ещё обращали внимание её огромные глазищи, смотревшие приветливо и с интересом.
Подумалось — «первое впечатление весьма и весьма приятное, посмотрим, что дальше?»
Сзади кто-то басом прогудел:
— А меня почему никто не знакомит?
В калитке бабиного Таниного дома стоял детина, крупногабаритный такой, мощный, но не толстый.
— Это младшенький мой, Ванюшка, — представила его баба Таня.
— Ничего себе, Ванюшка, — протянул Калинин, — это ж целый Иванищще!
— А у меня, милок, из пяти мальчишек, четверо такие вот, в батю свово, один Мишук в меня удался, мелковат супротив братьёв-то!
— Ага, мелковат, он нам всем четверым дрозда дает, вон, Анчутка, — он кивнул на Аришку, которая уже с жаром что-то говорила девчушкам, маша руками в сторону бугра, — вылитый дядька, плачу ведь с её выходок. В школу, поди, каждый день придется ходить родителям.
Нехилая ладонь Палыча утонула в лапище Ванюшки.
— Рад знакомству! А ты, шкет, чего стесняешься, здорово! — он легонько пожал Лёхину лапку и прогудел: — Мелковат и тощщеват ты, брат, но за лето откормим, да, мамань?
Из проулка вылетели два пацана на великах и с шиком затормозив возле них, подняв облако пыли, два пацана уставились на Лёшку.
— Это ты Лёха — Валин друг? Я Матвей, все зовут Матюхой, а это Санёк, айда с нами на великах?
— У меня же нету!
— Ха, дед, ты угадал! Пошли, у нас старый велик был, мы с дедом его наладили.
Матюха соскочил с велосипеда и потащил Лёху к себе во двор. И всё, дети Козыревы выпали из вида Палыча: Лёха унесся с пацанами, девчушки пищали от восторга — сначала долго наблюдали за ласточками, потом тискали огромного рыжего Мурзика, что валялся на солнышке у беседки, потом побежали на пригорок, смотреть сверху на Малявку, потом их всех забрала баба Таня — лепить пирожки.
Мужики же дружно собирались на «рыбаловку», по зорьке — как выразился Ленин.
Потом Палыч и Ванюшка взялись колоть дрова, Ванюшка время от времени ходил проверял как топится баня. Было шумно, весело, как-то празднично.
Валя, побежавшая за маслом к себе, на мгновение замерла — Палыч снял футболку, и его уродливый шрам, идущий от шеи до средины правого бока, резко выделялся на мускулистой спине.
— Боже, как же ему досталось!
Проскочив в дом, увидела в углу сваленные вещички деток и шустро начала уносить в комнату, где детишки будут спать. Из проулка выехала машина и остановилась возле Валиной калитки.
— Том, это ещё что за явление? — спросил Ванюшка выскочившую на шум машины Тамару.
— Тьфу! Я думала, мои, а это прощелыга опять припёрся! И чё ездиит, не понимает слова нет, и Верный где-то носится, то его живо отвадил бы!
Из машины вылез принаряженный, рыхлый какой-то мужик с букетом цветов и, отряхнув брюки, направился в Валин двор.
— Мамань, — шумнул Ванюшка, — где мой праздничный спинжак? Ща мы его отвадим!
— В сенцах, на гвоздику, где ж ему быть-то, — ответила маманя из окошка.
— Никакого порядку, спинжак с карманами и на гвоздике, эх, не ценют люди!
Ваня пошел в сени, чем-то там побрякал, пошуршал и вышел на порог:
— Том, ну как, смотрюсь?
Та захихикала:
— Ванька, ты прямо артист, во ща комедь будет!
В надетом прямо на голое тело видавшем виды спинжаке, застегнутом на единственную пуговицу, в каких-то старых штанах с пузырями на коленках, с торчащей из кармана бутылкой, заткнутой пробкой из газеты, и надетой явно женской соломенной шляпой с цветочком — Иван преобразился в местного забулдыгу. Подмигнув им, он пошел к Вале во двор. Та уже вышла и что-то негромко и сердито выговаривала бывшему, когда распахнув калитку с шумом ввалился Иван:
