Нужным быть кому-то (СИ) - страница 4

Баба Таня, несмотря на свой солидный возраст — 75 лет, держала корову, гусей, курочек.

Невысокая, шустрая, она успевала везде, а летом, когда на покос съезжались все пять сынов, она летала по Каменке, сияя как молоденькая. Сыны были как на подбор — рослые, крупные мужики, и баба Таня среди них выглядела, как мелкий подросток, но надо было видеть, с какой любовью и вниманием относились к ней сыновья.

Старшенький, Петруша, в свои пятьдесят пять лет, слушал маманю неукоснительно, дети выросли дружные, друг за друга горой.

Только младшенький, Ванюшка, смеялся на мамкины наставления и, схватив её в охапку, посадив на руки, таскал по деревне.

Она ругалась:

— Охальник, пусти! — а сама с нежностью смотрела на своих мужуков и счастливо вздыхала:

— Удалися детки! Вот бы Никифор порадовался!

— Так что, пусть детки приезжают, девчонок с Аришкой пустим гулять, а Лёху вон Томкин Матюха быстро в курс дела введет. Том, я так ли сказала?

— Баб Таня, ты у нас в Каменке большой авторитет, как скажешь, так и будет, — крупная, смешливая, никого и ничего не боящаяся Тома всегда прислушивалась к советам бабы Тани, их три дома жили одной жизнью, знали и помогали друг другу.

Вовка, посмеиваясь, звал их — «мои курочки»!

Валя, выросшая здесь с бабулей, вернувшись в Каменку после развода, как и не уезжала на двенадцать лет в Москву, хотя она наведывалась все эти годы постоянно сюда. Несмотря на недовольное бурчание мужа, её тянуло в Каменку. Даже после смерти своей бабули она неизменно бывала здесь, и никогда не забывала своих соседей — помогала, чем могла, бабе Тане, Вовке с Томой по хозяйству. Перед тем как приехать, звонила им, спрашивала, что привезти, или же они сами просили что-то купить.

Валя, рано оставшаяся без матери, жила с бабулей Ниной Ефимовной на скромные две пенсии, и соседи поддерживали их, чем могли.

Вовка же, бывший на десять лет старше малявки, дружил и заступался за неё с детства. Поначалу находились желающие обозвать скромную тихую девочку с огромными карими глазами безотцовщиной, а то и похуже. Но пара разбитых носов и фингалы, поставленные Вовкой, быстро утихомирили желающих сказать гадости.

Вовка же и привел её в секцию борьбы в деревенском клубе, бурча, что надо уметь за себя ответить и постоять. Там же занималась и Тома, жившая в соседней деревушке — Аксёново, вот и дружили они крепко, почти тридцать лет.

Надо сказать, что все трое не одобрили в свое время выбор Валин — мужа. Валерий не понравился никому, но ослепленная, влюбленная, девятнадцатилетняя Валя не видела и не слышала никого.

Вовка, поплевашись, сказал тогда своим бабам, Томе и бабе Тане:

— Свои синяки и шишки пока не набьет, бесполезно.

Молодые жили в Медведково, в однокомнатной хрущёбе, Валя училась, муж делал карьеру, и когда Валя забеременела, настоял на аборте.

Тогда уже что-то сломалось внутри у Вали, она долго болела и восстанавливалась, зачастила в деревню, где соседи приглядывали за их домиком.

После третьего курса, Валю отправили в Израиль на три месяца, по договору об обмене студентами между вузами двух стран. Английский и, как ни странно, иврит, давались ей без труда. Вот и отобрали её в пятерку счастливцев.

Встречавший их в аэропорту средних лет мужчина как-то изумленно вылупился на Валю, было такое ощущение, что он увидел что-то из разряда невероятного.

Повез их в студенческое общежитие, показал где что, и распрощался до завтра, велев быть готовыми к восьми утра.

Утром же, когда их привели к куратору их практики, Валю ждало потрясение — рядом с куратором сидела женщина лет шестидесяти… абсолютная копия Вали, только совсем седая…

Обе в изумлении уставились друг на друга, затем старшая, отмерев, сказала:

— Натан Борисович, я на сегодня заберу студентку э-э-э…

— Михееву, — сказала Валя.

— Да, Сара Львовна, пожалуйста!

— Сара Львовна чуть ли не бегом привела Валю в огромный кабинет с невероятно красивой панорамой города.

— Потом, девочка, — видя, что Валя застыла от восторга на пороге, как-то нервно сказала седая дама. Несмотря на сходство в лице, ростом она была повыше и похудее.

— Скажи мне, кто твои родители?

— Мама, Наталья Сергеевна Михеева, а отец… знаю только, что его звали Илья. Знаю со слов бабули, что у них была любовь в институте, должны были пожениться, но какая-то подруга сказала маме, что беременна от него, и мама уехала сразу после получения диплома. Потом оказалось, что и мама беременна, но напоминать о себе не стала. Когда мне было пять лет, она умерла, я не помню, но бабуля говорила, что она так и не оправилась после предательства, болела долго.

— А бабуля?

— Бабуля год как ушла.

— Так ты одна?

— Муж есть!

— А почему ты Михеева?

— Я оставила свою фамилию.

— Так, — дама постучала наманикюренными ногтями по столу. — Сейчас мы поедем в одно место, не волнуйся, это недолго.

Сидя на переднем сиденье, Валя только головой крутила, глядя на проносившиеся за окном улицы Тель-Авива. Сара Львовна, ловко маневрируя в потоке машин, подъехала к входу в небольшое здание, почти бегом, ухватив Валю за руку, влетела в здание и, крикнув охраннику на иврите:

— Я к Абельману, он должен был предупредить! — полетела дальше.

Наконец, на третьем этаже возле двери с табличкой «Абельман Э.Н.», как-то судорожно вздохнула и, постучав, толкнула дверь.

Из-за стола выкатился круглый человечек, его лысину по кругу смешно обрамляли рыжие кудряшки, казалось, что у него венец на голове.