Нужным быть кому-то (СИ) - страница 53
Он засунул руки в карманы брюк и стоял не поворачиваясь к ней.
— Поздно, как говорится, пить «Боржоми», но надо, чтобы ты знала… как я в тот момент удержался не рванул за тобой?.. А утром меня приняли, и завертелось. Сейчас, когда вас встретил, не могу я вас отпустить, мне же солнышко по другому светить стало… — он замолчал.
Стало тихо-тихо.
— Ты прости меня за тот вырвавшийся вопрос о том, что Саньку так назвала, мне Сергеевна рассказала, что это она имя выбрала ребенку, что ты была… — он выдохнул, — жаль, что Санькин биологический отец мне не встретился. А с другой стороны — хорошо, что его нет, я кощунствую, но это правда!
Горшков опять замолчал. Потом как-то тоскливо вздохнул:
— Ладно, пошли спать!
Марина встала, неслышно подошла к нему и робко обняла его со спины.
Горшков перестал дышать…
— Маришка, — хрипло выговорил он, — Маришка? Ты уверена, не пожалеешь? Я ведь не остановлюсь, слишком долго ждал тебя?
— Нет! — уткнувшись носом ему в спину, пискнула Марина.
Рывком обернувшись, он взял в ладони её лицо, долго вглядывался, а потом неверяще спросил:
— Неужели я дождался?
Она сморгнула, и по щеке покатились слезы. С невыразимой нежностью Саша собрал губами их и тихонько сказал:
— Я сделаю всё, чтобы ты больше не плакала, поверь!
А в коридоре, потихоньку пятясь, на цыпочках уходила баба Лена, плача и крестясь.
Горшков, сам себе удивляясь, — забыл когда был таким — бережно обнимая свою(НАКОНЕЦ-ТО!!!)Маришку тихонько, боясь насторожить, расцеловывал такое любимое лицо.
— Как я тебя ждал! Мне эти два месяца как два века оказались!
— Саша, мам Лена может войти, — смущенно выговорила Марина.
Саша улыбнулся, нежно целуя её в носик:
— Мама Лена наша всеми конечностями была за нас, уверен, сейчас крестится от радости!
Он осторожно отодвинул её от себя, вгляделся внимательно и подхватил на руки:
— Какая же ты худенькая, все косточки можно пересчитать, чем я и займусь в ближайшие часы и минутки, — не давая Марине что-то возразить, пронес по коридору в свою спальню. — Вот, прекрасная моя девочка, отныне и все время это твое место, иначе быть не может, моя жена, женщина, как кто-то говорит из ребятишек — сокровище сокровищное!! Боюсь только, что не хватит мне времени доказывать мою любовь! Маришка, — он закружил её по комнате, благо комнатка была немаленькая, — я вас люблю, сам не ожидал, что на такое способен! Мне Козырев когда ещё говорил, что без своей половинки не дышится, я всё не верил, идиот!
— Поставь меня на ноги, пожалуйста! — Марина все равно немного стеснялась.
Он поставил её на пол и тут же прижал к себе:
— Давай просто пообнимаемся!
И славно было вот так стоять в его объятьях, слушая неровный перестук сердца, Марина успокоилась. Спустя какое-то время она шевельнулась, подняла глаза на него и осторожно дотронулась до щеки, провела ладошкой по ней, он скосил глаза на ладонь… она же, осмелев, взяла его лицо в ладони и очень осторожно поцеловала в уголок губ… и всё… — у Горшкова сорвало крышу…
— Не могу! — И он припал к её губам, было такое ощущение, что он после раскаленной пустыни попал в оазис и никак не мог напиться.
Дальнейшее Горшков помнил как бы вспышками-урывками… вот он бережно целует её… Потом ощутив, что она отвечает, становится более отзывчивой, он уже с жадностью целует её… потом вспышка — уже полуобнаженные они, лихорадочно целуясь, помогают друг другу избавиться от так ненужной сейчас остальной одежды… вспышка… он с восторгом рассматривает свою худенькую девочку, млея от возможности трогать, ощущать, целовать… и тут же замирать от её сначала робких а потом все более уверенных прикосновений… потом все перекрывает ощущение восторга! Горшков отдавал себя до капельки, полностью растворившись в своей такой желанной и так долгожданной, единственно нужной ему женщине. Не было этих долгих двадцати лет, был только бесконечно влюбленный Сашка Горшков и его Маришка…
Оба долго приходили в себя… за окном серел рассвет. Горшков с удивлением осознал, что на самом деле летал где-то в космическом пространстве.
— Господи! Спасибо тебе! — воскликнул он про себя.
Маришка, уснувшая прямо на нем, тихонько дышала ему в шею, а он, растекаясь лужицей, боялся пошевелиться, вдыхая самый нужный ему запах — запах его женщины. Сколько он так лежал, ликуя, не понял. Маришка, бормотнув, сползла с него, повозилась, устраиваясь поудобнее. Он обнял её, прижал к себе, прикрыл легким покрывалом и провалился в сон.
И не слышали они, утомленные, как проснувшаяся баба Лена, стараясь не шуметь, радостно возилась на кухне, готовя праздничный обед, как проснулся Санька… Узнав, что мамочка с дядей Сашей спят, и шуметь не надо, пошел помогать бабе Лене. Вот таких суетящихся, их и застал заспанно-счастливый Горшков, проснувшийся на запах выпечки. Осторожно, стараясь не разбудить Марину, встал, и натянув домашние штаны, пошел на кухню. Его встретили два вопросительных взгляда, первым не выдержал Санька:
— Дядя Саша, вы с мамочкой жениться будете, правда-правда?
— Да, Санька!
Тот как-то тревожно спросил:
— И ты станешь моим настоящим папой?
— Да!
— Насовсем?
— Да!
— И я буду твой любимый сыночек?
Горшков, не выдержав допроса, сгрёб его в объятья:
— Ты уже давно любимый сыночек! Только, Сань, мы немножко поменяем тебе фамилию, и будешь ты — Горшков Александр Александрович!
Тот немного подумал:
— Александр Александрович, почему? А… понял, ты же Александр, баб Лена, я буду Горшков! А мама?
