Нужным быть кому-то (СИ) - страница 78
Нужное и впрямь нашлось — связанные бабой Таней варежки, всем с разными узорами и с добавлением собачьей шерсти, они вызвали восторг. Девчушки готовы были хоть сейчас бежать на улицу, но уже смеркалось, отложили до завтра. Заставили бабу Таню примерять жилетку, мужики полюбовались на галстуки, Лёшка, сияя, одел новый свитер, связанный его любимой Валюшкой. Полвечера провозились с подарками. Затем мужская часть разбиралась с новыми играми, а женщины чаевничали.
Санька Горшков не отходил от матери:
— Мамочка, а правда, у нас родится братик или сестричка? А он будет как я, или другой? А животик у тебя тоже, как у тёти Вали, будет? А когда?
Вопросы сыпались из него не переставая. Саша-большой взял его за руку и повел к мужикам:
— Пойдем, мама пусть немножко отдохнет.
13
Третьего уехали Горшковы, засобиралась Феля. Палыч, Леха и дед поехали в Москву, отвезли её и мотались по спортивным магазинам, купили коньки для всех, пять клюшек про запас, и четыре пары лыж-Козыревым. Лыжи опробовали на следующий же день, девчушки много падали, но упорно нарезали круги по поляне, дед с Палычем и Лешкой прокатились до Аксеновки, по вечерам мужики играли в хоккей на катке, ребятня оживленно болела за своих, играли азартно, яростно — сломали в борьбе за шайбу две клюшки… отдых выдался шикарный. Шестого Ленин утащил мужиков на дальнюю Мечу, на зимнюю рыбаловку.
Утепленные, в ватных штанах и валенках Игнатьич и Калина посмеивались друг над другом:
— Как медведи!
Баба Таня сунула полуторалитровый термос с горячим травяным чаем:
— Нате-ка, я туда немного калиновки добавила. Чай не замерзнете, десять градусов-от на улице.
Ушли рано. Детки, проснувшись, как всегда, быстро поели и унеслись на горку, девчонки под предводительством Аришки — кто бы сомневался, катались с горки, мальчишки играли в хоккей… когда сверху, задорно крича, в огромных растоптанных валенках, телогрейке, старых чьих-то штанах, но в розовом с малиновыми полосками колпаке, скатился Ситников.
— Э-ге-гей, дети мои! Я приехал!
«Дети мои» в открытую смеялись над его потешным видом:
— Макс, ты это, как гном, только переросший, — хохотал Лёха, девчушки хихикали, а Макс только ухмылялся.
— Смотрю, без дяди Макса никто не скучал? Горки раскатали суперски, о, я б ща в хоккей погонял, да вот, ботиночек не подобрал, размерчик не мой… Ладно, я на воротах постою, погнали!!
И погнали, Макс орал, свистел, комментировал промахи, успевал построить рожи, затем, когда игроки подустали, устроил кучу малу на снегу, захватывая своими длинными ручищами всех, кто по неосторожности оказался поблизости. Как говорится — дым коромыслом. Мокрые, извазюканные в снегу дети долго обметали друг друга вениками у входа к Шишкиным, баба Таня ворчала, а дед Аникеев цвел:
— Максимушко, неуёмная твоя натура, как малое дитё, сколь же в тебе энергии, телогрейка аж промокла.
— Энерджайзер я, дед, батарейка, блин, такая! Ну, рассказывайте дяде Максу, как Новый год встречали?
Все наперебой делились впечатлениями, он приуныл..
— А я, дебил… не, все неплохо, красиво, везде огни, сверкает, блин, кругом — народищу полно, но не то, размаху не хватает, во я щас оторвался… А там, ну, поорали песняка, подрыгались в танцах, потусовались, а вот так… чтоб с гиканьем да с бугра, да в снегу побарахтаться. Не, снег выпал на два дня ну, сантиметров двадцать всего, у нас вся детвора тут же на улицу — снеговиков там, в снежки играть, а у них… все замирает. Редкие такие прохожие… машины на цыпочках едут… Кароч, загадочная широкая русская душа — это про меня. А, забыл, девки, я же вам колпаки всем привез, выбирайте…
Яркие, немыслимых расцветок гномьи колпаки вызвали много веселья, примеряли их все и ухохатывались друг над другом.
— Бабуль, и тебе, дед, вот, сладости ихние. Будете в клубу чаи гонять, меня вспоминать. Валь, Наташ, вам, пузатикам, — он замолк, получив затрещину от бабы Тани, — э-э… в интересном положении, по набору сосок прикольных, а чё? Ни у кого таких нету! Ладно, ладно, — остановил он возмущенных женщин, — потом мне вручите. Когда соберусь рожать. А ещё вот, «Камю» прикупил, попробовать.
— Чей-то такое камю твоё?
— Темнота каменская, коньяк это.
— Небось моя самогоновка не хужее?
— Вот и определим методом дегустации завтра.
— На-ко внучек к твоему к мудрёному колпаку вот, варежки, — баба Таня, протянула ему розовые с красными узорами рукавички, — вязала Еленке, да уж больно они тебе в цвет!
— О, бабуленция! В масть самую, дай я тебя поцелую, я ж теперь самый хипповый на фирме буду. Не потерять бы только!
— А ты их, как в детстве, на резиночки пришей и в рукава перекинь, — усмехнулась Валя.
— Точно, идея, Валь, пришей а?
— Макс, Макс, тебе сколь годов-от?
— Ну, двадцать шесть, скоро семь будет.
— Во-во, именно, семь без двадцати.
— Вон, рыбаки плетутся, то ли уморилися, то ли рыбы невмочь сколь наловили.
Действительно, Палыч и Козырев еле передвигали ноги, Макс выскочил на улицу.
— Игнатьич, вы чё такие стрёмные?
— Сам ты… Мы с добытков возвращаемся, вон, глянь, какого леща вытащили? Да и на новенького, как Ленин говорит, всегда удачно, — у них в рыбацком ящике нашлись три щурёнка, пяток окушков и несколько ершей, но лещ был красава — с три мужских ладони.
— Я думал, такие у нас не водются, — сунулся дед Вася.
— Водются, дед, водются, иногда, когда багрилкой цепляешь. Баб Таня, Тома моя запечет леща-то на Рождество, а с тебя твоя знатная уха. — Ванюшка с Коляном к Федяке свернули, лыжи хотят забрать, покататься, — шумнул Ленин.
