Мэн - страница 237
— Да.
Она забегала глазами по комнате.
— Я должна подумать.
— Ты в силах мне отказать? — потенциальный соискатель её руки и сердца прищурился.
Девушка заулыбалась.
— Андрей, это я, Тэсс, и я знаю про Фауста. Тебе лавры Мефистофеля покоя не дают? Если б я согласилась, ты бы тут же спросил: «И ты так сразу соглашаешься? После того, что произошло и может ещё произойти?», — она попыталась воспроизвести его голосовые вибрации и когда услышала, насколько плохо получилось, спряталась за резкой фразой: — Но пока отказать очень хочется.
Он опять молчал. Констанцию это не напрягало — заполнять паузы ей не привыкать.
— Я очень скучаю по тебе, Андрей, но немного… не готова, понимаешь? Нужно… Я должна созреть, — выдавливала из себя признания.
— Ты боишься?
— Конечно! — подскочила она на месте. — Разумеется, боюсь! И боюсь, и волнуюсь, но дело не в этом.
— Хорошо. — Тут он повернул голову в сторону и увидел муху, «запросившую посадку» на валике дивана. Гость напрягся.
На ближайшей ферме, сразу за окраиной Бенедикты, за последний год развели неимоверное количество каких-то особо породистых свиней. Но, к сожалению, запах от этого поросячьего бомонда распространился весьма традиционный и далеко не изысканный. Отсюда и мухи слетелись тоже вполне «плебейские» и в соответствующих количествах.
— Там Нью-Йорк и всё это… — Тэсс потянулась рукой и спугнула насекомое. Та обиженно улетела, но, видимо, обещала вернуться и, возможно, даже не одна, а с коллегами.
«Только после того как он уйдёт», — мысленно попыталась договориться с ней девушка, стараясь не сбиться с мысли.
Она и так не понимала, почему не может и рта раскрыть с упрёком Андрею по поводу трости. Какая-то неуловимая, как эта муха, мысль вертелась в мозгу, дразнила, но «в руки» не давалась. Может, потому что, пожив немного без НЕГО, окончательно решила, что пусть хоть на войне, на каторге, на дрейфующей льдине, в тысяча девятьсот двенадцатом году на «Титанике», но только рядом с ним, вместе.
Девушка доподлинно знала, что этот мужчина не является всем смыслом её жизни, но определённо стал её мотиватором, причиной, стимулом. К чему? К тому, чтобы быть собой. Он словно оберегал в ней её саму такой, какая она есть.
— Я приеду. Вот ещё немного побуду здесь, отдохну и приеду. Я должна была нажать на паузу, понимаешь? Всё, что ты мне можешь дать… — провернула она руками в воздухе, — и всё, что потребовать, это… Для этого нужно созреть. В спокойной обстановке.
— А почему ты решила, что я нуждаюсь в объяснениях? — спросил мужчина и в задумчивости зажал сцепленными пальцами рот.
То, как она всё это сказала, заставило его начать с ней прощаться. По венам потекла горечь. Чистый аптекарски отборный хинин. Он заполонил тело, старательно и аккуратно обработав каждый палец на ногах и руках; те сделались свинцовыми и потянули куда-то вниз.
Сколько раз в жизни ему приходилось быть мужиком, самцом? Миллион? Два? Десять? Да хоть двадцать — привычка и навыки не помогали.
— Эм… А что, не нужно? — сжала она губки бантиком.
— Тэсс, я всё знаю и представляю, сколько тебе хочется мне сказать, даже… прибить или придушить, и я обязательно предоставлю тебе такую возможность, но…
— Мне уже не хочется тебя бить или душить, мне хочется узнать: на что ты готов пойти, чтобы наследство осталось с тобой?
Он потёр еле уловимую щетину на выбритом утром подбородке и отрицательно покачал головой.
— Некорректно поставлен вопрос. Я не компьютер, чтобы перечислить все варианты.
— Ну, хорошо, тогда давай так: сейчас, после произошедшего, ты готов расстаться с тростью?
— Именно перед этим выбором и хочет меня поставить Даррен. Разумеется, я ему не дам. И обязательно заполучу и тебя, и реализую свои амбиции.
Тэсс кивнула.
— Я так и знала.
— Ты со мной, Льдинка?
— Да.
— Хорошо, — в задумчивости мелко закивал он, как японская статуэтка. — Я верю тебе.
— Спасибо, — опустила плечи девушка. — Я вот тут ещё поживу недельку-другую и… приеду, — продолжала она ломать пальцы.
«Отпусти! Отпусти её! — кричал внутри Андрея предательский внутренний голос. — Ты же видишь, ей здесь лучше. Сохрани её. Останься в её памяти, как эпизод».
— Я буду ждать тебя, — возразил ему мистер Дексен. — Прислать за тобой самолёт?
— Я тебя умоляю…
— Хорошо, — поднял он руку в останавливающем жесте.
Мужчина на сто, на двести процентов знал, что стоит ему сейчас прикоснуться к ней, просто положить руку на горло или на оголённую ключицу в вырезе халата — и они не смогут оторваться друг от друга. И всё вернётся. Необходимость быть рядом, которая, по сути, никуда и не девалась, оптимизм, жаркие ночи и интересные совместные ужины — всё, абсолютно всё.
Но ненадолго.
А ему нужно было вернуть это навсегда. Даже вопреки тому, что минуту назад он приготовился с ней расстаться.
Поэтому, когда пришла пора уходить, мистер Дексен уже практически был уверен, что если они сейчас порознь и на время, то потом уже не разлучатся никогда. Вопрос только в цене.
И это заставляло задуматься.
«Боли будет много. Очень много», — вытер кончик носа мужчина.
Конечно, романтично было бы рассуждать о том, что они должны пройти через препятствия, что безоблачность развращает, опустошает; нельзя доставаться друг другу слишком легко; то, что достаётся с трудом, дороже ценится — и так далее.
Но ему хотелось сделать эту женщину счастливой без потерь и рваных ран. Просто счастливой, и всё. Он не планировал заставлять её страдать за своё счастье. Предпочёл, чтобы она заполучила нормальную, хорошую жизнь лишь за то, что оставалась собой. Человека можно любить и уважать не только за горести и муки, им перенесённые.
