Пион уклоняющийся - страница 19
– О чём ты всё время думаешь? – раздраженно спросила мать. – Всё в облаках витаешь. Кучней сажай!
– Куда кучней? Чтоб потом удивляться, почему на моих грядках всё величиной с кулак, а у тебя мелочёвка растёт? – возмутилась Нина. – Организму, чтобы расти, нужен простор и питание.
– То-то я смотрю, твой организм в одном месте уж больно разросся! Не иначе, как силикону тебе туда в твоём санатории накачали. Или это по Парижам силикон накачивают?
– Ничего мне никуда не качали! – Тут Нина соврала, потому что косметолог сделала ей специальный укол геля в губы, после которого губы у Нины разгладились и налились, как вишни. Даже в восемнадцать у неё не было таких красивых губ. Хотя, кто его знает? Может, и были, только Нина об этом ничего не знала. Никто не сказал.
– Как же! У тебя с роду такой груди не было.
– Да что ты говоришь? Грудь та же, бюстгалтер новый. Грамотный. Вот такого у меня с роду точно не было.
– Не ври матери. Софи Лорен выискалась. Это она говорила, что лифчик надо на размер меньше покупать, тогда грудь большой кажется. У тебя вон, тоже вываливается отовсюду как у кормящей. Может, ты беременная?
– Не может, – огрызнулась Нина, однако задумалась. Насчет беременности она не волновалась из-за спирали, которая никогда не подводила, но грудь и правда из нового бюстгалтера буквально выпрыгивала. А ведь она купила его совсем недавно. Надо бы к врачу, что ли, сходить. Вот только к какому? В этом вопросе психотерапевт точно не поможет. Разве что одобрит. Нина вспомнила, как он не мог оторваться от созерцания её бюста, и усмехнулась.
– На майские уже можно будет картошку сажать. Гони своего умника на дачу, – проворчала мать. – Пусть потрудится на свежем воздухе. Кандидатам наук полезно грядки копать.
В этом вопросе мать, конечно, права, чего он всё штанги в зале таскает, от лопаты пользы больше, только иди, попробуй его загони куда-нибудь. Сразу найдет сто причин, почему ему в грядку нельзя. Такую базу подведет, что закачаешься! Это у Нины никогда в запасе серьёзных аргументов нет, чтобы от дачной трудовой повинности увильнуть. Тоже мне «пион уклоняющийся». Делиться этими соображениями с матерью Нина не стала, а просто спросила:
– Мам, скажи, зачем мы это всё делаем? На даче надо отдыхать, как все нормальные люди. Вон у соседей везде гамаки, шезлонги, бассейны, мангалы, а мы пашем. Были б бедные, тогда понятно, а так…. Давай, я на рынок поеду и куплю. И картошки, и помидор, и зелени, и редиса, и клубники!
– Ишь ты, купилка! Разве можно сравнить выросшее на своей земле с тем, что басурмане нерусские на рынках продают? Где они это берут?
– Не знаю. В Азербайджане, наверное. Или в Турции. Какая разница?
– Такая разница, что всё у них на вкус пластмассовое, а значит вредное! Химия сплошная.
– Не всё. А к тому моменту, как твой урожай созреет, на рынке тоже всё будет не хуже.
– Вот ленивая ты, Нинка, девка! В кого такая ленивая? Ума не приложу. Лишь бы не работать.
Тут Нина замерла и встала из грядки. Так это она, оказывается, ленивая? Посмотрела на свои треники с вытянутыми коленками, старую рваную футболку, и задумалась. Даже наверх, под стеклянную крышу парника мысленно перемещаться не потребовалось. Вместо того чтобы отдыхать в свои законные выходные, она карячится в грядках, не пойми зачем. Более того, когда все сотрудники и сотрудницы её предприятия разъедутся отдыхать на майские праздники, кто куда, она поедет на дачу сажать картошку! Да она прямо сейчас этой картошки вагон может купить. С новой-то зарплатой.
– Я на майские уеду, – сказала она спокойно, отряхнула колени и вышла из парника.
– Куда это? – Мать вышла следом.
– В Турцию, – сказала Нина первое, что пришло ей в голову.
– Как в Турцию? А кто меня на дачу отвезет?
– Сама доедешь. Вон, на электричке. Хочешь на такси, я тебе денег оставлю.
– Мне твои деньги не нужны!
– Как хочешь. – Нина зашла в дом, сняла с себя рабочую одежду, надела новые джинсы, купленные в Париже, чудесную новую трикотажную кофточку с большим вырезом и джинсовую курточку. Сунула ноги в новые кроссовки на высокой танкетке и глянула на себя в зеркало. Конфетка!
Она вышла на крыльцо. Мать сидела на ступеньках террасы. Она разглядывала свои руки с траурным маникюром под ногтями.
– Мне надо в город, – сказала Нина. – Если хочешь поехать со мной, поторопись.
– Это только такой извращенец как твой отец мог придумать этот выверт. Поставить меня в полную зависимость! Я должна теперь в ногах валяться, чтобы ты меня возила на моей же машине на мою же дачу!
– Ну, эта машина не совсем твоя, – заметила Нина. – Твоя, вернее папина, если ты помнишь, продана и деньги ушли на первый взнос за мою машину. Кредит я выплатила сама. Недавно только последний платеж в банк отправила. Сейчас выходные, но прямо в понедельник пойду к нотариусу и оформлю тебе дарственную на дачу. Справедливость хотя бы частично будет восстановлена. А деньги за папину машину я тебе верну все до копеечки, не сомневайся. Ты меня знаешь, мне чужого не надо. Раз это чужое, как ты говоришь.
Нина положила на стол террасы ключи от дачи и пять тысяч рублей. На всякий случай. Вдруг мать надумает всё же на такси ехать.
– Ах, ты! – Мать резво вскочила со ступенек. – Да, как ты смеешь?!
– Что я смею? – Нина вдруг поняла, что устала. Смертельно устала от всей этой невероятной глупости. Поняла, что ещё немного такого напряжения, и она сдуется как воздушный шарик. Буквально сморщится и выпадет из своей красивой одежды. – Ты едешь или нет?
– Убирайся! Убирайся вон отсюда! Ты мне не дочь!
