Таш любит Толстого - страница 81

Пол что-то говорит, но я его не слышу. Вытаскиваю наушники из ушей:

— Чего?

Он только головой качает:

— Я окликнул тебя, когда ты проходила мимо нас, но ты не ответила.

— Ой, прости!

— Ты хочешь побыть одна?

Я задумываюсь. Если что, можно попросить Пола уйти. Он поймет.

— Нет, — отвечаю я наконец. — Не уходи.

Пол садится рядом со мной. Качели дрожат под его весом.

— Как твой папа? — спрашиваю я.

— Наелся макарон с сыром и радуется жизни, как только может. Вчера какая-то старушка принесла шоколадный торт. С карамелью внутри. Такое вообще бывает?

— Ой, точно, мы забыли испечь вам торт. Хочешь, испечем?

— Боже, Таш, не надо! — смеется Пол. — Вы и так делаете более чем достаточно.

— Разве? Мне кажется, мы вообще ничего не делаем. Ничего полезного уж точно.

— Знаешь что? Люди любят повторять, что забрали бы чужую боль, если бы могли. Но если бы такое было возможно… посуди сама, это же кошмар! Ну заберешь ты чужую боль, а этот человек тоже тебя любит и просто заберет ее обратно. Или она достанется кому-то еще, кто любил бы тебя или его… А потом вся боль мира попадет к человеку, который любит, но не любим, и пусть выживает, как хочет.

— Фига ты загнул, Пол!

Друг отталкивается от земли. Цепи, на которых висят качели, скрипят, в воздух поднимаются облачка ржавчины.

— Я просто хотел сказать, что вы и так делаете все возможное, и я почти рад, что вы не можете сделать больше.

Небо все еще розовеет. Солнце светит мне в глаза. В кронах деревьев щебечут птицы. Я прищуриваюсь и смотрю на Пола: никогда не привыкну к этой стрижке!

Мне надо извиниться перед ним. Именно сейчас. Я открываю рот и порчу нам утро:

— Прости меня. За то, как я вела себя перед поездкой. Я… не понимала, что делаю.

Пол останавливает качели, упираясь ногами в землю.

— Разве?

— Я… Ну… Да.

— По-моему, ты хотела доказать мне, что любить тебя и не спать с тобой будет мучительно и не стоит даже пытаться. Поправь меня, если я ошибся.

Да, как-то так я тогда и сказала. А еще он употребил глагол «любить», и у меня перехватывает дыхание.

— Кстати, не очень-то действенный метод, я на тебе и меньше одежды видел. Мы вроде как рядом уже больше пятнадцати лет.

— Да я поняла. Прости, не думала, что делаю.

А следовало бы!

— Все, все, я тебя простил, — отвечает Пол. — Проехали.

Из его уст это звучит как конец сказки на ночь: тихо, мягко и серьезно.

— Боже, — шепчу я, — никогда не привыкну к твоей стрижке. Это просто невозможно!

Пол смеется. Я улыбаюсь и снова смотрю себе под ноги.

— Я правда не знала, что ты так ко мне относишься. Для тебя никогда не было разницы между мной и Джек!

— Неправда!

— Для меня — правда. Я никогда не видела различий.

— Я чувствовал к тебе… другое!

— Прости, я не могу залезть к тебе в голову.

— Я сказал — проехали, — вздыхает Пол. — Давай сменим тему!

Я копаю в земле яму носком кроссовка. Чем глубже я вкапываюсь, тем темнее земля.

— Пол, ты мне очень нравишься!

— Да, я уже слышал, что я лучший на свете после твоей мамы.

Теперь кроссовок мокрый и грязный.

— Нет, ты нравишься мне… в том смысле, в каком мне нравятся парни.

Ответом мне служит только скрип качелей.

— Ты меня знаешь, — продолжаю я. — Мне не надо ничего тебе объяснять или пытаться тебя впечатлить, потому что ты все уже видел. Так что я сейчас могу просто ответить: «Ладно, хорошо, давай встречаться». Но это будет чистейший эгоизм. Даже если сейчас ты со мной не согласен, в итоге ты меня возненавидишь. А я не могу этого допустить.

— Ты не…

— Дай мне договорить. Я много чего читала по этому вопросу. Асексуалы пытались встречаться с обычными людьми, и это просто жесть как сложно. Нужно очень много всего обсуждать и обо всем договариваться, а ты парень, тебе нужен секс и это совершенно нормально. Но я не понимаю, зачем тебе со мной встречаться.

Пол странно смотрит на меня:

— Это было… длинно.

— Есть немножко.

— Ты хочешь сказать, что я животное, и мной управляет мое либидо.

— Нет, я трезво смотрю на вещи.

— А по-моему, это чистой воды сексизм. И, кстати, ты забыла спросить меня.

— Пол…

— Слушай, это прозвучит глупо, но я люблю тебя сильнее, чем секс. В смысле… да, он мне нравится. Очень. Но… думай что хочешь, но, когда у твоего отца рак простаты, как-то начинаешь иначе оценивать свой член.

Это так неожиданно, что меня разбирает смех.

— Почему-у-у мы обсуждаем член твоего отца?

— Мы обсуждаем? По-моему, это ты начала!

— Пол, да прекрати же ты! — Мне стыдно, но тут не накрыться подушкой, поэтому я зажмуриваюсь.

— Я просто говорю честно.

Я не отвечаю, и он начинает петь строчку из Hey Ya группы Outkast:

— Я… Я… Просто пытаюсь быть честным.

— Прекрати! — я пинаю его качели, поднимается невыносимый скрип.

Когда шум утихает, я прислоняюсь лицом к цепи качелей и зову:

— Пол…

Я так часто зову его по имени! Даже если ничего больше не хочу сказать. Потому что оно такое знакомое, такое уютное. Назвать его по имени проще, чем сказать «да» или «ну».

— Если я тебе нравлюсь, — спрашивает он, — почему ты не хочешь хотя бы попробовать? Да, это может закончиться печально, но давай просто попробуем. Знаешь, я тоже много всякого прочел. По-моему, мы хорошо умеем общаться и договариваться. Я много думал. Наверно, у меня получится.

— Это ты сейчас так говоришь…

— Да, я говорю это сейчас. Но будущего ведь пока не существует! Так что ты можешь сказать «да». Согласись сейчас — и всегда сможешь передумать, через десять минут, часов, месяцев… Может быть, не выдержу я или не выдержишь ты, но мы можем хотя бы попытаться.