Мой личный ад - страница 50
Но на одном из проигрышей Оля чуть замедлилась, открыла глаза и тут же увидела Гришу. Она вздрогнула, пойманная с поличным, замерла, пряча свое смущение за улыбкой. Поправив хвост, девушка взяла с пола пульт, чтобы выключить музыку.
— Давно ты здесь? — бросила она, стараясь сохранить невозмутимость.
— Достаточно, — улыбнулся Гришка, поднимаясь на сцену.
Он бы списал ее румянец на быстрый танец, но дело было не только в этом. Оля смутилась, и это был хороший знак. Во всяком случае, Гриша хотел видеть в этом хорошее.
— Не смущайся, это было классно, — попытался он быть милым.
— Вот еще, — фыркнула Оля. — Просто не люблю, когда шпионят.
Она выключила стереосистему, взяла валявшиеся рядом куртку и дорожную сумку.
— Очень хочется есть, — сменила она тему, не дав Грише ответить что-то про шпионство, — так что в твоих интересах, чтобы мы пообедали в ближайшем ресторане, даже фастфуд подойдет.
— Это даже ближе, чем ты думаешь, — хохотнул он, прихватив Олю за локоть.
Она не вырвалась, но подозрительно зыркнула на него.
— Да ты прикалываешься, — рассмеялась девушка, увидев на столе в кабинете Андрея коробку с большой пиццей, два контейнера с салатом и стаканы с кофе.
— А чего далеко ходить? — Гришка излучал самодовольство. — Ты все еще любишь пиццу?
— С чего бы мне ее не любить? — приподняла бровь Князева.
— Тогда — прошу, — он отодвинул стул, но она игнорировала его галантность.
Ольга запрыгнула на стол, оторвала кусок от пиццы и откусила, подметив сквозь мычание наслаждения:
— Еще теплая. Класс.
Они угомонили по два треугольника и оба потянулись к кофе.
Оля отхлебнула, поставила стаканчик на стол, а потом скороговоркой выпалила:
— Гриш, прости за вчерашнее. Мне жаль, правда.
Он молча смотрел на нее, понятия не имея, что нужно на такое отвечать, как реагировать. Птицын ждал подвоха от этой встречи, но никак не извинений. Он считал утреннее прости уловкой, либо хорошо скрытым сарказмом и готовился к новой стычке. Но Ольга в очередной раз его удивила. И продолжала удивлять, заговорив после короткой паузы.
— Мне пить нельзя, особенно крепкое. Этот твой коньяк лег на коктейли… И Наташа нас видела. Я психанула, а ты подвернулся под руку.
Оля перевела дух, хлебнула еще кофе.
— Я злилась на тебя, не буду врать. Когда все заговорили о твоем возвращении, меня начало колбасить. Я боялась, ты скажешь Артуру…
— Зачем мне ему говорить? — вклинился Гриша в ее исповедь.
— Откуда мне знать? Чтобы взбесить, позлить…
— Я бешу его одним своим существованием.
— Знаю, — закатила глаза Оля. — Спасибо, что не выдал.
— Не за что, — фыркнул Птицын. — К чему ты клонишь?
— Я не хочу сталкивать вас лбами. Мне это не нужно.
— Хорошо, — кивнул Гришка. — Мы и без тебя найдем повод закуситься.
— Вот именно, — Оля опустила глаза, осторожно взяла его за руку. — Я не ненавижу тебя, Гриш. Злилась, обижалась — да, но все быльем поросло. Прости, что довела тебя вчера.
Она провела пальцем по ссадинам на его руке.
— Мне жаль, правда.
— Это моя несдержанность, ты тут не причем. Я не хотел тебя пугать. Вернее, хотел… Но это чертов коньяк снес крышу.
«И твои слова», — мысленно добавил Гриша, не спеша убирать руку. Ему нравилось тепло ее прикосновений, тепло голоса и искренность в словах. В этом была та Оля, которую он помнил, которая всегда заботилась о нем, всегда волновалась.
— Меня не так просто напугать, Гриш. Не теперь.
— Я понял. Ты всегда была смелой девочкой, а теперь еще и отважная, — он почти гордился ею.
— Мы ведь можем нормально общаться? Без ругани? — подняла глаза Оля, чуть улыбаясь ему, отпуская руку.
— А ты хочешь? — он едва сдержал стон сожаления от разрыва тактильного контакта.
— Пожалуй, хочу.
— Мы были друзьями когда-то, — напомнил Гриша, проникаясь ее миролюбивым настроем.
— Когда это? — хихикнула Ольга.
— Ну… пока я не начал писать тебе похабные смски, — попытался выкрутиться он.
— Не-а, Гриш… Даже тогда не были.
— Значит, можем попробовать сейчас, — предложил Птицын.
— Я бы хотела.
— Но есть одна проблема, — Гриша встал со стула, подошел к девушке почти вплотную.
Оля по зову предательских инстинктов тут же развела ноги в стороны, чтобы он мог удобно устроиться между них.
— Проблема? — повторила она эхом, не находя сил даже попытаться оттолкнуть его руки, что легли ей на бедра.
— Да. Что мы будем делать вот с этим?
Гришка приник к ее губам своим ртом, и она не была против.
— Это совсем не по-дружески, — зашептала Оля между поцелуями.
— Вот именно, — подтвердил Птицын, стаскивая с нее толстовку. — Друзья так не целуются.
— Видеть друга в лифчике не принято, — подметила она.
Гришка, ухмыльнувшись, щелкнул застежкой, избавляя ее от бюстгальтера.
— А без него?
— Тем более.
Олины пальцы забегали по его груди, тоже избавляя Гришку от рубашки, а потом дергая ремень на джинсах, пуговицу, молнию.
— Для друзей вполне достаточно трех расстёгнутых пуговиц. И джинсы обычно должны быть застегнуты.
— Да, обычно да. Но, может, ты расстегнешь мои, и будем квиты?
— Согласен.
Увлекаясь взаимными уступками, они полностью разделись, лаская друг друга, целуясь, не в силах остановить это умопомрачение.
— Гриш, дверь, — спохватилась было Ольга, едва ли желая отвлекаться от ощущений, которые дарил его рот на ее груди.
— Заблокировал, как только мы вошли.
