Дивный цветок дикого Севера - страница 64
Нори сидела, словно каменная. Она не двигалась, не моргала, казалось, даже не дышала.
— Прости меня, Цветочек, — прошептал Эрик, глотая подкативший к горлу ком.
Слезинка скатилась по ее щеке. Савицкий протянул руку, чтобы стереть ее, но Нори отшатнулась.
— Не трогай меня, — взвизгнула девушка, вскакивая на ноги, смахивая слезы.
— Детка, послушай…
— Не хочу ничего слушать, — закричала она, хватая водолазку с пола, одеваясь.
— Нори, родная! — Эрик снова попытался приблизиться, но она отпрыгнула в сторону.
— Ты! Это всегда был ты! — рыдала она, мечась по гостиной, как загнанный зверь.
— Я не хотел, Цветочек… Вернее, хотел, но не знал. Пожалуйста, Нори, попробуй понять. Меня тянет к тебе. Я теряю контроль. Знаю, это не лучшее оправдание, но…
— Боже, я трахалась с вами обоими. Артур утром трахал меня, а я еще после тебя не высохла, — всхлипывала девушка, дергая себя за волосы. — Это невозможно. Я не верю.
— Нори…
— Не подходи ко мне. Даже не думай, — она выбросила руку вперед, а сама пятилась, отступая.
Нори уткнулась задницей в дверь и тут же поняла, что ей нужно бежать. Она схватила куртку с вешалки, кроссовки, дернула за ручку.
— Я не пущу тебя, — уперся рукой в дверь Эрик.
Нори протяжно завыла, понимая, что он может легко скрутить ее и заставить остаться дома.
— Я не могу, Эрик. Не могу видеть тебя. Мне даже дышать тяжело. Отпусти, — взмолилась она.
Савицкий сморщился. Он ненавидел себя за ту боль, что сейчас терзала его любимую. Он всегда знал, что виноват. Он понимал, что поступил омерзительно, поддавшись темной похоти. И он почти научился с этим жить. Эрик осознавал, что она будет его ненавидеть. И не имел права удерживать девушку силой. Он убрал руку и сделал шаг назад, освобождая ей путь.
Нори дернула дверь на себя и рванула к лестнице, словно за ней гнались все девять назгулов во главе с Чародеем из Ангмара.
Глава 15. Лучше всех
Эрик потерял счет времени. Он стоял, упираясь лбом в дверь, которая закрылась за Нори, и лупил по косяку кулаком, беззвучно повторяя: «Прости. Прости. Прости меня, Цветочек».
Когда боль в костяшках пальцев стала перекрывать душевную, он, наконец, перестал. Не находя себе места, Эрик метался по квартире, чувствуя отголоски паники, которую посеил в своей любимой этим ужасным признанием. Конечно, где-то на задворках безумия он понимал, что должен дать девочке время. За эти два месяца Нори извинилась перед ним миллион раз, и он с царским величием принимал ее раскаяние, хотя сам скрывал страшную правду об их первой ночи.
«Трусость — самый страшный порок», — писал Булгаков. И Эрик был с ним полностью солидарен. Не разочарование, не боль, не обида нахлынули на него в ту ночь, когда Нори впервые назвала его Артуром прежде, чем отключиться. Он испугался. Страх не позволил ему остаться и все объяснить. Страх вытолкал Эрик прочь из спальни племянника. Страх подсказал, что лучше не приближаться к этой юной притягательной девушке. Савицкий научился жить с этим чувством. Он смог договориться с ним, когда снова не сумел держаться от Нори подальше на Севере, когда предложил ей работу, когда вновь поддался ее очарованию.
Савицкий не собирался рассказывать Нори. Ни-ко-гда. Не в тех отношениях они были. Секс — да, это было хорошо. И даже любовь, которую взрастила в его сердце юная помощница, не могла помочь ему преодолеть страх. Он прекрасно понимал, что Нори любит Артура. Что сам он намного ее старше. Что они из разных слоев общества. Их роман казался Эрику легкой интрижкой. Он прекрасно понимал, что все это временно. Пока… Пока голос Нори не прорвался в его разум сквозь темную ярость и непреодолимою жажду крови, смерти. Именно тогда до Предводителя Ястребов начало доходить, что эта дерзкая девчонка предназначена ему. А он — ей.
Было безумно тяжело не прикасаться к ней после боя с Гуном. Было невыносимо думать, что этот говнюк касался ее насильно. Было чертовски сложно просить Хелл увести Нори на день из Питерского лагеря. Но необходимо. Эрик не только готовился к бою, но и пытался по ходу разобраться в собственных чувствах и мыслях. И когда Нори на всю лекарскую палатку кричала о своей любви, когда она хитростью и уговорами лично увезла его в госпиталь, когда она поселилась в его доме без спроса, Эрик понял, что обязан быть честным перед ней. Нори не отказывалась от своих чувств к Артуру. Она не боялась просить прощения за свои ошибки. Она признавала их, оставаясь рядом с Эриком.
А Эрик… Он ждал. Сам не знал чего, но тянул. И лишь когда у девушки сдали нервы, он смог признаться. В своей любви к ней и в том, с чего все началось. Конечно, Савицкий понимал, что Нори не обрадуется, но… Но все равно не был готов к отчаянию, плескавшемуся в ее огромных безумных глазах, пока Нори осознавала сказанное им.
И, разумеется, Эрик понимал, что она не захочет видеть его в ближайшие лет сто. Однако спустя полчаса в у него голове родилась более менее здравая мысль, и Савицкий начал названивать Нори. Разумеется, она не брала трубку. Измучив за два часа свой телефон и нервы, Эрик понял, что не может оставаться дома. Он знал, что к матери Нори не поедет. Да и к подружкам тоже. Савицкий очень надеялся, что она не станет бродить по улицам, а догадается хотя бы зайти в кофейню. Посчитав, что просто обязан пойти поискать ее, Эрик переоделся и взял ключи от машины. Он подумал, что стоило предложить Нори Мерседес, но и водить ей в таком состоянии было не лучшей идеей.
Сунув ноги в туфли и схватив из шкафа пальто, Эрик дернул на себя входную дверь и… замер. Нори сидела на полу между лифтом и лестницей. Она подтянула колени к груди и шмыгала носом, вытирая слезы. Савицкий бросился к ней, но не решился дотронуться, помня, что она запретила ему прикасаться. Он опустился рядом на колени, позвал:
