Последний койот - страница 82
– Я этого не делала.
– Интересно, тот, кто их снял, сделал это из-за наготы? Или из-за идеи, которая в них заключена?
– Прошу, не спрашивай меня об этом. Просто поставь их на место – и дело с концом.
Она вышла из комнаты. Босх вернул картины под верстак живописной стороной к стене и, выйдя из студии, отправился на поиски Джасмин. Он нашел ее на кухне. Она наливала воду в чайник из крана над раковиной и стояла к нему спиной. Гарри подошел к ней и положил руку на плечо. Она вздрогнула, словно ее ударило током.
– Прости меня, Джаз. Я всего-навсего любопытный пронырливый коп.
– Все нормально, Гарри.
– Ты не сердишься на меня?
– Не сержусь... Чаю хочешь?
Джасмин наполнила чайник, но не повернулась и не поставила его на плиту.
– Не хочу чаю. Но готов где-нибудь с тобой позавтракать.
– Когда у тебя самолет? Ты, кажется, говорил, что собираешься вылететь утром.
– Я могу остаться еще на день и вылететь завтра утром – если ты, конечно, не возражаешь. То есть если ты хочешь, чтобы я у тебя остался. Мне, во всяком случае, очень этого хотелось бы.
Она повернулась и посмотрела на него.
– Я тоже хочу, чтобы ты остался.
Они обнялись и поцеловались, но она сразу высвободилась из его объятий.
– Так нечестно. Ты уже почистил зубы, а у меня дыхание как у монстра.
– Но я воспользовался твоей зубной щеткой, и это нас уравнивает.
– Прекрасно! Теперь мне придется покупать новую...
– Совершенно верно.
Они улыбнулись друг другу, и она обняла его за шею. Инцидент в студии, казалось, был забыт.
– Позвони в авиакомпанию, а я пока переоденусь. Я знаю, куда мы сегодня поедем.
Она хотела было уйти, но Босх удержал ее. Возможно, не стоило этого делать, но одно обстоятельство не давало ему покоя.
– Хочу задать тебе один вопрос.
– Задавай...
– Почему картины в студии не подписаны?
– Думаю, они еще не готовы для этого.
– Но та, что висела в комнате твоего отца, подписана.
– Она предназначалась отцу в подарок. Потому я ее и подписала. Все остальные принадлежат мне.
– Та женщина на мосту... прыгнет в бездну?
Она ответила не сразу.
– Трудно сказать. Когда я долго на нее смотрю, мне кажется, что прыгнет. Во всяком случае, мысль об этом у нее есть. Но кто знает?
– Этого не случится, Джаз.
– Почему?
– Не случится – и все.
– Я... пойду собираться...
Она высвободилась из его рук и вышла из кухни.
Босх направился к телефону, висевшему на стене рядом с холодильником, и набрал номер авиакомпании. Договариваясь со служащей о переносе вылета на утро понедельника, Босх спросил, может ли отправиться в Лос-Анджелес не прямым рейсом, а с посадкой в Лас-Вегасе. Служащая сказала, что в этом случае задержка составит три часа четырнадцать минут и ему придется доплатить пятьдесят долларов. Босх согласился. Хотя компания уже содрала с него семьсот баксов, он не стал спорить и продиктовал номер своей кредитной карточки.
Он подумал о Лас-Вегасе, как только снял трубку. Клод Эно умер, но осталась его жена, которой пересылались его пенсионные чеки. Если ему, Босху, улыбнется удача, он получит информацию, стоившую много больше жалких пятидесяти долларов.
– Ты готов? – крикнула из гостиной Джасмин.
Босх вышел из кухни и увидел ее в джинсовых шортах и коротком топе, поверх которого она набросила белую рубашку, стянув ее узлом на талии. На носу Джаз красовались черные очки.
Она отвезла его в кафе, где им принесли блины с медом, овсянку, яйца всмятку и смазанные маслом тосты. Босх не ел овсянку со времен военно-тренировочного лагеря в Беннинге, но завтрак ему понравился. Они почти не разговаривали о событиях минувшей ночи и о картинах не упоминали. Словно разговоры на эти темы следовало вести лишь в темноте спальни.
Когда они поели, Джасмин сама оплатила счет, а Босх оставил на столе чаевые. День они провели в странствиях, раскатывая по дорогам в «фольксвагене» Джасмин с опущенным верхом. Она показала ему окрестности Тампы, начиная с Ибор-Сити и кончая Сент-Питерсбергом. За это время они сожгли полный бак бензина и выкурили две пачки сигарет. Когда день начал клониться к вечеру, они заехали в местечко под названием Индианс-Рокс-Бич, чтобы полюбоваться закатом над просторами залива.
– Я бывала во многих местах, – сказала Джасмин, – но лучше здешнего предвечернего света ничего не видела.
– А ты была когда-нибудь в Калифорнии? – спросил Босх.
– Пока не приходилось.
– Там закат иногда напоминает вулканическую лаву, изливающуюся на город.
– Должно быть, это очень красиво...
– Не то слово. Глядя на такое, о многом забываешь... Это, кстати сказать, одно из достоинств Лос-Анджелеса. Город во многом довольно мерзкий, но у него есть и прекрасные качества.
– Я тебя понимаю.
– Меня мучает один вопрос...
– Ты опять за свое? Ну, спрашивай.
– Если ты, как я понимаю, никому своих работ не показываешь, то чем же зарабатываешь себе на жизнь?
Интересное дело – Босх думал об этом весь день, но лишь когда тот пошел на убыль, отважился полюбопытствовать.
– Кое-что мне оставил отец. Он и раньше давал мне деньги. Немного, правда, но мне хватало. Зато я могу работать над картинами сколько нужно и не идти на компромиссы. Возможно, в один прекрасный день я их и выставлю. Когда мне не будет за них стыдно. Это по крайней мере честно.
За расплывчатым ответом скрывалось стойкое нежелание этой женщины демонстрировать миру свои работы, а по существу – самое себя. Но Босх решил больше не затрагивать эту тему. Однако теперь настала очередь Джасмин.
