Специалист по нежити - страница 47

— Все уже перепробовали. Тем более, вы же сами сказали, что найдете последнего!

Петровский задумчиво помолчал.

— Ты с Шептуном говорил? — вдруг спросил он.

Тополев хлопнул себя по лбу, и что-то быстро пометил в записной книжке.

— Обязательно свяжись, Антон. Шептун, конечно, мразь редкостная, но силу очень уважает. Тем более, он мне обязан кое-чем. Запомнил?

— Тем не менее, Тарас Васильевич, — сказал Тополев, складывая книжку. — С сегодняшнего дня у вашего дома будет охрана.

— И сколько она там будет? Год, два…?

— До разрешения кризиса, — твердо ответил Антон. — Что хотите со мной делайте, но другого решения не будет.

— Аминь, — устало кивнул Тарас. — Как там Маликов поживает?

— Все обошлось, — ответил Антон. — Приходит в себя и сильно на вашего киллера злиться.

— Пусть отдохнет пока. Что с нашими заключенными? С этими двумя? Ну, как их…

— Я понял, Тарас Васильевич, — кивнул Тополев. — Ничего. Говорят одно и то же. Сканировали — без толку.

— Отпускай, — решил Петровский. — Пусть катятся за своими кладами. Что в отделе Ганина творится?

— Его отдел переведен на круглосуточный режим. Спят в подсобке. Ганин уверяет, что решит поставленную задачу в кратчайшие сроки. Если, конечно, снова не будет экстренных операций.

— Если Роман ее не решит быстро, — задумчиво произнес Тарас, — то я, Антон, снова стану холостяком.

— Что, все так плохо? — сочувственно спросил Тополев.

— Моей жене уже тридцать лет, Антон.

В кабинете повисла тяжелая тишина.

— А, знаете, — нарушил ее Тополев. — Я вчера как раз с Вепрем разговаривал… о вашей проблеме, Тарас Васильевич…

— Я о ней позавчера с Ганиным поговорил, — сказал Тарас угрюмо. — С пристрастием. Думаешь, почему у них аврал в отделе?

— И что Ганин?

— А… — махнул Петровский рукой. — Что Вепрь?

— Хм… Говорит, что зачатие возможно, только если два… Короче, только если оба в паре — оборотни…

— А он тебе не сказал о последствиях? — устало поинтересовался Петровский.

— О последствиях зачатия?…

— О последствиях превращения женщины в оборотня?

— Нет. А что, есть такие последствия?

Петровский помолчал.

— Нестабильность психики, — грустно сообщил он. — Оборотни женского пола такие штуки, порой, выкидывают… И им, иногда, не помогает наш антидот.

— Ага, — сказал Антон. — То есть, вы уже думали об этом.

— Я семь лет женат, — пожал Петровский плечами. — Конечно, думал…

Господи, подумал Петровский… Почему же я вечен?… Почему мне предстоит встречать еще сто, миллион рассветов, когда моей Майи не окажется рядом? Как же я без нее? Как?!..

Это случилось десять лет назад, вспомнил он.

Тот страшный день, перевернувший всю мою жизнь.

Я только что получил контракт.

Я добился превращения нашего отдела паранормальных явлений в независимую лабораторию.

И ребята поволокли меня на охоту.

Тайга, господи.

Сказочная страна, страшная и любимая.

Огромные ели, уходящие в бездонное небо.

И ночная охота, когда сидишь, выпив уже полбутылки, с Калашниковым и ждешь, когда же оно, когда…

Откуда он взялся, этот волк, я так и не понял.

Он появился сзади, как привидение, беззвучно и легко.

Я только почувствовал его дыхание и взгляд. Тяжелый, почти человеческий.

Я не успел выстрелить.

Я успел лишь обернуться и закричать.

Как же было больно, господи…

Я пришел в себя только в машине, уже перевязанный бинтом из аптечки. Вокруг столпились озабоченные ребята.

— Буду жить, — сказал я тогда и заметил, как водитель, Костя, нервно поддергивая правым глазом, быстро перекрестился.

На следующий день он и рассказал мне, что когда меня нашли, я лежал в обнимку с мертвым полуволком, получеловеком, по самую рукоятку погрузив ему в сердце серебряный, подаренный другом с флота кинжал.

— Чего тут у нас не бывает, — говорил Костя, подбрасывая в огонь сучья. — Разные вещи происходят.

— Страшные?

— Разные… Ты спать ложись, а то вставать рано…

А потом первое превращение… Боже… Когда я чуть не убил свою девушку, побежавшую за мной в кусты, чтобы узнать, что со мной внезапно случилось на первом романтическом свидании.

Или как я жил два месяца в собственной лаборатории, заставляя наших разработать антидот. Два раза я чуть не умер от тестовых препаратов. Но теперь… Теперь… Кем же ты был, оборотень, меня породивший?

Как же теперь? Майя! Снова быть одному?

2

За окнами машины торопливо проносилась Москва. Середина лета, подумал Петровский. Как быстро бежит время. Только что, вроде, сидели с Виком в детсаду и смолили папиросы, а теперь уже 21-ый век на дворе. Помнится, тогда, в детстве, даже такой разговор состоялся. Нас было четверо, все мы: я, Громов, Вик и Васька Дубинин. Масла в огонь, как обычно, подлил Дубинин. Был он из нас самый… мечтательный, что ли?…

— Ребята, а что вы хотите в жизни? — спросил он. — Все, каждый. Чего хотите достичь?

— Я буду очень большим человеком, — сказал Громов. — Самым-самым…

— Потому, что, фамилия такая? — подначил Вик. — Громобой…

Они рассмеялись над надувшимся Валькой, а потом Дубинин упрямо повторил:

— Так чего же? А, Вик?

— У меня будет всегда жратвы — во, — провел тот по горлу. — И я еще, наверное, изобрету супербомбу.

Тогда, помниться, мы все как раз освоили «Властелина Мира» Беляева и, под руководством Вика принялись разрабатывать вакуумную бомбу. Описания и чертежи, приведенные в книге Александром Беляевым, дополнялись и перерабатывались чуть ли не каждый день, а закончилось все пятерками по физике и взрывом химического кабинета. Но это все было уже много, много позже.