Осенняя молния - страница 27
* * *
Ольгу отпустило быстро, на ее счастье. Несмотря на то, что мысли Снежкова были приятны и возбуждающи, сейчас они летели, что называется, не ко времени и не к месту. Эротические посылы со второй парты входили в резонанс с мыслями Точиловой, и вызывали у нее такие образы и фантазии, что она сама от себя приходила в легкий и сладкий ужас… К тому же соответствующий «ментальный» шум класса в целом, пусть даже не всегда эротический и далеко не всегда направленный именно на нее, сильно мешал сосредоточиться на работе. Так что она едва не вздохнула с облегчением, когда поняла, что спровоцированная ударом тока сверхчувствительность ушла наконец. Вздох она подавила — еще не хватало, чтобы на него кто-то обратил внимание. Проявлению посторонних эмоций не место в середине урока… Как и мыслям о том, что же натворил Сергей, куда и зачем он скрылся.
Но этому дню суждено было и дальше идти под знаком экстрасенсорики. Если занятия с другими классами прошли более-менее сносно, и Ольга сумела привести свои мысли в порядок, то последний урок русского языка с ее одиннадцатым «Б», принес неожиданный сюрприз. На предыдущем занятии внезапно сломалась указка. Обычный пластиковый «стек», которым чаще пользуются на уроках естественных наук, неожиданно вышел из строя, переломившись в руке одного десятиклассника — дюжего Савичева. Ольга позвонила завхозу, а пока суд да дело, нашла в шкафу допотопную тяжелую указку из настоящего черного эбонита — возможно, еще советских времен. Она пролежала у доски почти весь урок без дела, и только за несколько минут до звонка Точилова взялась за нее, чтобы провести по таблице примеров простых неосложненных предложений, дабы подчеркнуть важность сегодняшнего материала. Затем машинально протерла рукоятку указки чистой тряпкой из мягкой шерстяной ткани. Послышался легкий электростатический треск, острые искры едва заметно укололи кожу на внешней части ладони… и этого было достаточно, чтобы Ольге в голову опять посыпались чужие мысли. К счастью, до звонка уже оставались считанные секунды.
(Я люблю тебя, Ольга…)
Но Пушкину подобное и не снилось. Точилова в какой-то миг поняла, что дальнейшее сопротивление бесполезно. Бабочки бились так, что шум их крылышек, наверное, слышала вся школа. Сердце гулко стучало. Внутренние мышцы бедер непроизвольно сокращались.
— Снежков, — произнесла Точилова, — обращаясь к Максиму, который уже намеревался выйти через дверь в коридор. — Задержись ненадолго, пожалуйста.
Ученик повиновался. Дождавшись, когда все остальные покинут класс, Ольга подошла чуть ближе.
— Тим, — негромко произнесла она, — обращаясь к Максиму.
Максим резко остановился, словно налетел на препятствие. Не веря своим ушам (или глазам), уставился на учительницу:
— Что? Что вы сказали?
— Я к тебе обращаюсь, — совершенно учительским тоном проговорила Ольга. Вернись назад, не стой у двери.
— Вы знаете, как меня называли только…
(Только Воробьева, кого я почти что трахнул этим летом, или некоторые девушки, с кем я хотя бы целовался…)
— Я много чего знаю, — произнесла Точилова, подумав о «сочинении» Инны. — Но сейчас речь не об этом. Мне бы хотелось поговорить о твоей успеваемости… Закрой дверь и подойди ближе.
Максим повиновался. Его мысли были слышны плохо — наверное, эбонитовая указка своим слабым разрядом провоцировала Ольгины способности хуже, чем конденсатор, не говоря о бытовом напряжении или — страшно подумать — молнии. Но было ясно, что он не сбежит. Потому что крепко сидел на крючке.
— Ты знаешь, — сказала Точилова, — у класса сейчас очень хорошие показатели по обоим предметам. Нам всем надо, чтобы такая динамика продолжалась и дальше. Но вот ты… — Учительница строго посмотрела прямо в глаза Максима, большие карие глаза. В них так легко и сладко было тонуть… — Ты тянешь класс назад. По сравнению с предыдущим годом ты стал сдавать. Оценки твои явно ниже твоих возможностей. Ты согласен с этим?
(В общем, да, но что я могу с собой поделать…)
— Я вижу, что на уроках ты думаешь о чем-то другом, но никак не о материале, которого очень много, и который надо очень быстро запоминать и усваивать. При этом ты смотришь на меня и слушаешь мои слова внимательно, не отвлекаешься. Но что-то рассеивает твое внимание.
(Не что, а кто… И ты ни за что не догадаешься!..)
— Все же я попробую догадаться… — Точилова увидела на лице Снежкова что-то похожее на испуг. — Я поняла, что ты слушаешь не то, о чем я рассказываю, ты просто слушаешь меня. При этом пропускаешь слова мимо ушей. У меня что-то не так с голосом? С манерой изложения? Нет, и я это знаю. Складывается впечатление, что если я начну нести всякий вздор, то это заметит весь класс, кроме тебя.
(Ольга… Твой голос… Твоя походка… Твои движения…)
— Вот видишь, значит, я права. — Точилова помолчала и сменила тон на более доверительный. — Я настоятельно советую тебе поработать над внимательностью. Старайся думать не о человеке, кто пытается до тебя что-то донести, а о той информации, которую ты должен понять и уяснить.
(Ничего не понимаю… Она как будто видит меня насквозь!..)
— Да, я вижу, — Ольга изобразила легкую рассерженность, — что мои слова и сейчас до тебя плохо доходят. Видимо, нет смысла о чем-то говорить, что называется, «на бегу», верно? Да и в голове у тебя только то, о чем болтают девочки. О том, что они видели в магазине.
