Волчья река - страница 64

– Выглядит заброшенным, – говорит Ланни. Выцветшая на солнце табличка в одном из окон гласит: «Открыто»; я смотрю на часы и вижу, что до закрытия мастерской еще час – если верить расписанию.

– Оставайся здесь, – говорю дочери. – Запри двери.

– Как обычно, – ворчит она. – Ты же знаешь, я могу тебе пригодиться.

В этом странном месте, смахивающем на пещеру, полную тупых предметов и людей с неизвестной мотивацией… Нет, не может.

– Если я не вернусь через пятнадцать минут, позвони Сэму, – говорю я ей. – Если кто-то попытается под любым предлогом вытащить тебя из машины…

– Звонить Сэму, да, я поняла… Мам, у тебя пистолет с собой?

– Когда мы вышли из тюрьмы, мне его вернули, – заверяю я ее. – Со мной все будет хорошо. Запри дверцы, я скоро вернусь.

Выйдя из внедорожника и ожидая, пока щелкнут замки, окидываю взглядом улицу. Мы недалеко от окраины города, примерно в паре миль от мотеля, в котором мы недавно останавливались. Всё выглядит обычно… а потом я снова присматриваюсь.

Вижу на улице еще один внедорожник. Он припаркован у здания суда, парой кварталов дальше, и выглядит так, словно ему здесь не место, особенно в такое время дня. Туристы, приезжавшие на денек в лес, должно быть, уже отправились по домам, а те, что ночуют на природе, вернулись в свой лагерь. Мне кажется, что эта машина взята напрокат; чистенькая, гладко отполированная, с тонированными стеклами, через которые практически невозможно заглянуть внутрь. «Должно быть, приехали по делу», – говорю я себе. Но выглядит этот внедорожник как-то неуместно.

Больше я ничего не могу вычислить по виду этой машины и просто отворачиваюсь прочь. Затем направляюсь к двери мастерской, распахиваю ее и ступаю в темноту, пахнущую старым маслом, ржавчиной и плесенью. Моргаю. Контора мастерской, маленькая и скудно обставленная, тускло освещена потолочной лампой. Пыльная деревянная конторка, к ней прикручен кассовый аппарат времен семидесятых годов; под окном, закрытым жалюзи, стоит деревянная скамья. Никаких современных излишеств наподобие кофемашины или кулера с водой. Тюрьма выглядела более приветливо.

Никого не видно, звонка на конторке тоже нет. Я подхожу и заглядываю за нее. Там расположена дверь, ведущая в мастерскую, тоже тускло освещенную – далеко не идеально для места, где ведутся точные работы. Может быть, когда ворота открыты и внутрь проникает солнечный свет, дело обстоит лучше, но я сомневаюсь, что это место так уж часто проветривается. Оно пахнет, словно заброшенное здание, – отвратительными нотками подтекающей канализации.

Я уже собираюсь позвать кого-нибудь, но тут слышу голоса. Справа от меня – деревянная дверь, вероятно, ведущая в служебные помещения. Я дергаю ее, и она открывается. Ожидаю скрипа петель или звука сигнализации, но ничего не происходит.

Определенно где-то звучат голоса. Я вижу на стене плакат, гласящий: «Осторожно – опасная зона!» – с могучим карикатурным рабочим в строительной каске, который указывает на эти слова. Выглядит этот плакат таким же древним, как и всё здесь. Трудно разобрать, откуда доносятся голоса, – откуда-то слева, наконец понимаю я, и когда смотрю в ту сторону, то вижу, что в конторе, помимо собственно приемной, есть еще помещение, откуда тоже можно выйти в рабочую зону. Эта дверь закрыта, но по краям неровного, покореженного дверного полотна сочится свет.

Я направляюсь в ту сторону и останавливаюсь, когда начинаю разбирать слова.

– …поганая девчонка заговорила, – произносит незнакомый мне хриплый голос. – Ты сказал, что она ничего об этом не знает. Так что же она могла сказать этой сучке?

«Эта сучка» – видимо, я, а «поганая девчонка» – Ви Крокетт. Полагаю, что в этом нет ничего неожиданного; должно быть, Вера, Марлин и мое участие в этом деле сейчас так или иначе всплывает в разговорах всех вулфхантерцев. Но звучит это настораживающе.

– Понятия не имею, – отвечает другой мужской голос, и вот он уже звучит знакомо. Я где-то слышала его прежде, но не могу вспомнить, где именно. Может быть, в полицейском участке. – Чертовы окружные идиоты не стали подслушивать, так что мы не знаем.

– Не надо было вообще допускать, чтобы ее забрали в окружную тюрьму, Уэлдон.

– У меня не было выбора. Это сделал тот человек из ТВР! Если б я мог оставить ее здесь, мы уже покончили бы с этим.

Вступает новый голос:

– Парни, парни, спокойно. Всё в порядке. Скорее всего, Вера все равно не сказала ничего важного, а Марлин знала, что не следует распускать язык, верно?

– Ну да, – Уэлдон мрачно фыркает, – только она наверняка об этом забыла, иначе почему вообще позвонила этой чужачке? А теперь нам приходится иметь дело с этой чертовой бабой. И ее мужиком и детьми… Полный бардак, Карл. А предполагалось, что все будет просто.

– Все и есть просто, – отвечает Карл. Говорит он так, словно привык быть главным. – Со всем можно справиться.

– Ну тогда тебе лучше побыстрее заняться этим, – заявляет первый голос. Его еще никто не назвал по имени. – Когда придут наши денежки?

– Завтра или послезавтра, – отвечает Карл. – Я вам уже говорил. Нужно время, чтобы обработать перевод. Если вы не хотите, чтобы его отследили, приходится прогонять через три или четыре офшорных банка.

Мой мозг лихорадочно работает. О чем они говорят? Какие деньги? Что такого знала Марлин?

Не важно. Я услышала достаточно. Нам нужно убираться отсюда. Немедленно.

Я отступаю к двери, через которую вошла, и открываю ее. Она во что-то упирается.

За ней стоит мужчина ростом около шести футов , одетый в заляпанный маслом рабочий комбинезон, и вытирает с рук смазку. Сложением он вдвое шире меня, да и выше на несколько дюймов. Бицепсы впечатляюще выпирают сквозь рукава. Я замечаю все это раньше, чем вижу его лицо, скрытое тенью. Как и большинство жителей этого города, он белый и выглядит так, словно в качестве хобби плющит металл.