Волчья река - страница 70
«Перезвони мне, Гвен».
Но она не звонит. Я хочу сказать ей, что делал всё возможное. Я хочу сказать ей… сказать ей, что люблю ее.
Но такого шанса мне не дают.
Когда приезжают копы, я кладу оружие на землю, встаю на колени, сплетаю пальцы на затылке – но меня все равно швыряют наземь лицом вниз. Чье-то колено давит мне на позвоночник, полицейские перекрикивают друг друга. Тип, лежащий на земле, тоже орет: что я хладнокровный убийца, что я застрелил его кузена. Я не вижу Коннора и молюсь, чтобы с ним не обошлись грубо, однако сейчас ничего не могу сделать. Ничего.
Я слышу, как Коннор кричит «Отпустите его!» таким надрывным голосом, что мне больно.
Поворачиваю голову в его сторону.
– Эй, – окликаю я его. – Коннор, перестань. Успокойся. Всё хорошо. Всё в порядке.
– Ты убил копа, урод, – говорит мне полицейский. – Поверь, это вовсе не «всё в порядке». Тебе кранты. Захлопни пасть.
Что-то бьет меня по затылку, и мир вокруг становится мягким и расплывчатым. Я пытаюсь удержаться в сознании, но всё куда-то ускользает.
Я еще успеваю подумать о том, что будет с Коннором, – а потом падаю с обрыва в темноту.
12. Гвен
Когда мы приезжаем в коттеджный отель, там царит хаос; на парковке разместились четыре полицейские машины, две «Скорые помощи» и один автомобиль без маркировки. Сердце у меня колотится, во рту пересохло. Ланни задает мне вопросы, на которые я не могу ответить, и я паркую машину и выскакиваю наружу. Пока бегу к коттеджу, дочь догоняет меня:
– Мама! Мама, что происходит?
Я не знаю. И это ужасает меня.
Путь мне преграждает полицейский в форме – здоровенный мужчина, который хмуро смотрит на меня из-под козырька своей фуражки.
– Вы не можете пройти туда, – говорит он. – Отель закрыт.
– Где мой сын? – Я знаю, что нужно вести себя спокойнее и рассудительнее. Но я не могу. – Коннор Проктор – где он?
– Отойдите назад, – велит он мне. Я не отхожу. Когда полицейский делает шаг ко мне, мы сталкиваемся грудь в грудь. Он медлит, потому что ему нужно заставить меня отойти назад, и он силится понять, насколько плохо это может обернуться.
– Мама! – Ланни хватает меня за руку. – Где Коннор? Он тоже арестован? Что тут творится?
– Я пытаюсь узнать, милая, – говорю я ей, и это почему-то заставляет копа сделать шаг назад. Может быть, то, что рядом со мной находится моя встревоженная, испуганная дочь, затрагивает что-то в его душе. Я снова перевожу на него взгляд и пытаюсь начать сначала:
– Я Гвен Проктор…
– Я знаю, кто вы такая, – отвечает он; глаза у него невыразительные, словно речная галька. – Отойдите назад.
– Там мой сын! Он еще ребенок!
– И его приведут… – Он умолкает, потому что в этот самый момент из леса появляется группа. Санитары катят носилки, на которых кто-то лежит. Я вижу ярко-красную кровь, и мое сердце просто… останавливается. Я шатаюсь. Ланни крепче вцепляется в меня, и я каким-то образом ухитряюсь устоять на ногах.
Это не Коннор. Но это Сэм. Он без сознания. На простыне под ним кровь, но я не вижу раны. Господи, они что, стреляли ему в спину? Коп снова оттесняет меня назад, но когда носилки везут мимо меня, я бросаюсь к ним. Там стоит полицейское заграждение, но на секунду я пробиваюсь сквозь него и вижу, что Сэм дышит.
И что он прикован к поручням носилок.
Полицейский теснит меня назад. Я взрываюсь:
– Убери от меня свои чертовы лапы! – ору. – Вы что, застрелили его?
– Мэм, успокойтесь, он просто был легко ранен, поскольку сопротивлялся, – говорит полицейский. Глядя ему в лицо, я вижу, что он совсем мальчишка, едва достигший возраста, когда можно легально покупать спиртное. Выглядит честным парнем, и ему, кажется, не по себе, так что я сдаю назад. Чуть-чуть. – С ним всё будет в порядке.
– Не обещайте, – говорю я. – Где мой сын? Коннор Проктор?
– Мам? – раздается позади меня голос Коннора. Я вижу, как он идет к нам в сопровождении одного-единственного полицейского. Коннор завернут в металлизированное одеяло, лицо у него очень бледное. Я бросаюсь к нему и обнимаю его. По крайней мере, он не в наручниках, и это хорошо, потому что иначе я разорвала бы в клочья всех этих полицейских. Выглядит Коннор так, как будто находится в шоке.
– Милый? – Я целую его в щеку и слегка отстраняю, чтобы осмотреть его. Никаких ран или синяков. – Они не сделали тебе больно?
Он качает головой.
– Нет, я в порядке. – Голос его звучит тише и мрачнее, чем обычно. – Но они ранили Сэма. Я видел.
Стоящий рядом с ним коп хмурится, и я быстро говорю:
– Расскажешь об этом позже, хорошо? – Снова заключаю Коннора в объятия и смотрю прямо в глаза полицейскому: – Я хочу отвести его в наш номер. Немедленно.
– Мэм, ему нужно отправиться в участок и дать показания.
– Посмотрите на него! Он не в том состоянии, чтобы…
– Нет. – Коннор делает шаг назад и скидывает с себя одеяло. Мне кажется, что за этот момент мой сын вырос на несколько дюймов и повзрослел на несколько лет, и это разрывает мое сердце. – Мам, я должен ехать. Сэму нужно, чтобы я рассказал правду обо всем этом. Я в порядке.
Он не в порядке, но я понимаю, что не могу протестовать против сказанного.
Снова смотрю на копа и заявляю:
– Он несовершеннолетний. Я должна ехать с ним. Моя дочь тоже едет: она не останется здесь одна.
Он не то чтобы возражает против всего этого, но словно ищет способ отказать мне. Я не даю ему времени на это.
– Я отвезу сына в участок.
– Мэм, он должен ехать со мной. – И я вижу, что в этом пункте полицейский не уступит. Потому что может настоять хотя бы на такой мелочи. – Он – главный свидетель по делу об убийстве офицера полиции.