В её глазах - страница 102
– Обещаю, – мямлю я.
Несправедливо, что ей ничего не будет за сломанную жизнь Дэвида. Несправедливо, что ей ничего не будет за мою сломанную жизнь.
– Хорошо. Я не переживу, если с тобой что-нибудь случится, и не хочу беспокоиться за тебя, пока разбираюсь со всем этим. Я люблю тебя, Луиза. Я очень тебя люблю.
Он встает из-за стола, подходит ко мне, и мы целуемся. От него пахнет перегаром, мятными пастилками и кофе, но мне плевать. Он теплый, любящий, сильный и мой, и слезы вновь выступают у меня на глазах.
– Все будет хорошо, – шепчет он, когда мы отрываемся друг от друга. – Честное слово. – Он улыбается мне. – Как ты относишься к посещению заключенных?
Смеюсь сквозь слезы, которые никак не желают останавливаться.
– Я всегда за новые впечатления.
Он платит за кофе – это будничное действие придает всему происходящему оттенок еще большей нереальности, – и мы выходим на улицу, где я снова реву, уткнувшись ему в грудь, совершенно безразличная к тому, что нас могут увидеть.
– Все будет хорошо, – повторяет он еще раз.
Не будет. Ничего и никогда уже не будет хорошо, но я киваю, и мы снова целуемся: слезы, сопли, усталость и перегар. Нечего сказать, сладкая парочка. Я утыкаюсь носом ему в шею и вдыхаю его теплый запах, а потом он уходит, и остается лишь прохладный воздух и выхлопные газы. Я смотрю, как он удаляется в сторону станции метро. На меня он ни разу не оглядывается. Видимо, боится передумать.
Это я во всем виновата, в тысячный раз думаю я и, привалившись к стене, принимаюсь рыться в сумке в поисках электронной сигареты. Я и мое дурацкое письмо. Просто поразительно, как быстро он уехал навстречу своей судьбе. Это каким же кошмаром должна быть жизнь, если человек испытывает облегчение, решившись сделать признание, которое, без сомнения, приведет к его аресту. Его карьере конец. Его жизнь и репутация безвозвратно погублены, а сам он будет доживать остаток дней с клеймом убийцы.
Утираю слезы и подставляю лицо прохладному ветру. Я виновата во всем этом ничуть не больше, чем Дэвид. Мы оба всего лишь пешки. Адель – вот кого следует во всем винить. Думаю о единственном секрете, который мне пришлось утаить от Дэвида, – о сновидениях. О дверях. О безумии всего этого. Зачем она вообще поделилась со мной этим секретом, если так сильно меня ненавидела? Меня переполняет злость на нее, и она заглушает печаль за Дэвида и жалость к самой себе. Я должна перехитрить ее. Вывести ее на чистую воду – каким угодно способом. Может, когда до нее дойдет, что с Дэвидом ей уже в любом случае не быть, она скажет что-нибудь, хоть что-нибудь такое, что может помочь ему. Должен же быть какой-то способ заставить ее понять, что она творит. Донести до нее, что в игре, которую она затеяла, победителей не будет. И уж как минимум мне необходимо рассказать ей, что я о ней думаю. Настало время поговорить начистоту с моей так называемой лучшей подругой. Я сдержу слово, которое дала Дэвиду. Домой к ней ехать я не собираюсь. Но не говорить с ней я ему не обещала.
52
Адель
Я сижу в тишине кухни в компании одних лишь мерно тикающих часов. Этот звук до странности меня успокаивает. Иногда я даже размышляю об этом – о распространении по миру шумных часов, каждые из которых неумолимо напоминают нам об утекающем сквозь пальцы времени. Казалось бы, их тиканье должно наводить на нас ужас, и все же их повторяющееся тиканье почему-то обладает целительным воздействием на человеческую душу.
Не знаю, сколько времени я уже так сижу. Вслушиваюсь в щелчки секунд, не обращая внимания на минуты и часы. Меня уже выкинуло на обочину моей собственной жизни. Я в ней лишняя деталь. Все уже почти кончено, и я чувствую опустошенность и печаль.
Говорят, если любишь кого-то, отпусти его. Что ж, я наконец-то его отпускаю. Были и более простые способы сделать это, но нельзя сымитировать доверие, как нельзя сымитировать и веру, и прозрение. Это должно идти от сердца. Он должен был все это явственно увидеть в Луизиных глазах. Потрясение от осознания того, что она видела всю ситуацию в неверном свете. Его невиновность. Дать ему это было не в моих силах.
Он в самом деле ее любит. Я не могу больше этого отрицать. Хей-хо, се ля ви. Теперь я могу сойти со сцены. Сижу и жду, прислушиваясь к тому, как по капле утекает из меня жизнь, и чувствую, будто меня уносит куда-то.
Пронзительное пиликанье дешевого телефончика выдергивает меня из мечтательного полузабытья. Да, пожалуй, можно было сделать все по-другому, но так получилось куда интереснее. Пусть это будет моей лебединой песнью.
Луиза на том конце линии так и фонтанирует энергией, гневом и расстройством. Полная противоположность моему спокойствию. Трубка буквально излучает все это мне в ухо.
– И давно ты была в курсе? – осведомляется она. Судя по голосу, она с трудом сдерживается, чтобы не завопить на меня. – Я хочу знать, что за игру ты со мной затеяла!
Она просто-таки клокочет от ярости, и ее настроение передается и мне.
– А тебе не кажется, что это я должна была бы задать тебе этот вопрос? Это ведь ты трахалась с моим мужем.
– Чего я не понимаю, – говорит она, пропустив мою шпильку мимо ушей, – так это зачем ты рассказала мне о сновидениях. Чего ради ты помогла мне, если был риск, что я найду вторую дверь? А после того, как найду ее, сложу два и два и получу четыре?
Вот же дрянь неблагодарная.
– Я тогда еще ничего не знала. – Старательно подавляю внезапно накатившую на меня волну гнева. – Считала тебя подругой. Пыталась помочь тебе. Я никогда не встречала никого похожего на меня и впервые за всю жизнь почувствовала себя не такой одинокой.
