Убийство Сэрай - страница 59
— Ничего, — отвечает он и снова отпивает свой кофе.
— Ясно, — произношу я, в то время как по моей коже струится прохладная тонкая ткань.
Я поворачиваюсь, как только снова одета.
— Да, я бы сказала, что этот наряд смотрится отлично, — говорит она, держа руки на бедрах и осматривая меня с головы до ног. — Хотя тебе следует надеть лифчик без бретелек.
Офелия снова копается в другой сумке, смотря на Виктора. — Похоже, и размер чашечек бюстгальтера тебе точно подойдет, — говорит она и мое лицо покраснело.
Полагаю, он хорошо изучил мой размер.
— Нижнее белье было небольшой частью всего, я купила его по пути сюда. Остальное взяла у дочери. Кошелек и другие вещи первой необходимости взяла там же, — Она кладет лифчик мне в руки. — Я уверена, что за те вещи, которые она никогда не одевала, можно купить Бентли.
Я надеваю лифчик, сорвав бирку, и она помогает застегнуть его сзади, потому что самой мне сложно это сделать. Затем она застегивает молнию на спине у светло-розового кружевного платья в цветочек, и я пробую полюбоваться на себя в нем. Оно очень короткое, чуть выше колен. И оно чешется вокруг большого декольте. Я не привыкла носить подобные вещи, по крайней мере, не везде и всего несколько часов на светском мероприятии, где всего то и нужно было тихо стоять и улыбаться. С Виктором, видимо, не получится быть тихой.
Следом идут туфли.
— Думаю, каблуки тут не подойдут, — протестую я, когда она открывает первую коробку.
Я не за что их не надену. Великолепные туфли, не спорю, но такого не будет. Офелия снова смотрит на Виктора. Он кивает, говоря, что все в порядке. Она разочарованно закрывает верхнюю коробку и открывает другую.
— Не то, чтобы надела я с этим платьем, — говорит она. — Но, по меньшей мере, они подходят.
Офелия ставит кремовые сандалии из одних ремешков передо мной, и я их примеряю. Бюстгальтер неудобный - вероятно любой бюстгальтер я еще долго не надену - врезается в кожу. Я пытаюсь исправить это, но бой заканчивается через 6 секунд. Понимаю, что должно быть выгляжу сейчас совсем неженственно, стаскивая малоэластичные бретельки с плеч и морщась от дискомфорта. Когда, как кажется, мне удалось с этим справиться, я расслабляю плечи и неловко стою на месте.
— Ты хорошо выглядишь, — говорит Виктор, сидя в кресле с газетой на коленях.
Ты тоже…
— Спасибо, — отвечаю я и отвожу взгляд.
Я никогда так раньше не боялась ловить его взгляд. Унижение сильнее, чем я думала. Чем больше он смотрит на меня, тем больше паранойи просыпается во мне по поводу того, какие мысли роятся сейчас в его голове. Я не знаю, что на меня нашло прошлой ночью. Я вошла в его комнату со страстью и похотью в глазах, но в каком-то смысле это не моя вина, а вина психического мазохиста во мне.
Но он позволил мне. И я не знаю, что и думать. Понимаю, что он не получил от этого удовольствия, да я и не ждала, но только один из нас чувствует себя неловко. И это я.
Виктор встает со стула, а газету оставляет на столе. Из правого кармана он достает наличные.
— На одежду для дочери, — говори он, кладя деньги в руки Офелии. — Тут достаточно также и для оплаты потраченного времени.
Она кладет деньги в свой карман.
— Я полагаю, мы закончили, — говорит Офелия. — Если вы когда-нибудь решите сюда вернуться, то знаете, как меня найти. Для вас цена останется прежней.
Виктор кивает.
— Обязательно, — отвечает он.
Офелия поворачивается ко мне со сдержанной улыбкой.
— Держи его в узде, — произносит она. — И просто попробуй каблуки. Ты выглядишь великолепно в них.
— Я подумаю об этом, — в ответ улыбаюсь я.
Она гладит меня по руке, проходя мимо, подбирая свою сумочку с пола по дороге к выходу.
Еще долгое время после ухода Офелии я всматриваюсь в дверь, не потому, что думаю о ней, я не могу заставить себя взглянуть на Виктора.
Он встает передо мной и берет мои локти в свои руки. Я стою со скрещенными на груди руками.
— Сэрай, — говорит он.
Я поднимаю взгляд прежде, чем Виктор сможет, что-либо сказать, бормочу:
— Прости меня… Виктор… я не сумасшедшая… мне очень жаль.
— Не надо, — отвечает он.
Я просто смотрю на него.
— Ты хорошо играешь, — продолжает он.— Ты когда-нибудь думала играть профессионально?
Проходит много времени, прежде, чем я смогла что-либо сказать.
— Я думала о сцене, — отвечаю я, и он убирает руки с моих локтей. — Но меня больше это не интересует. Мне просто нравится играть для себя.
Дабы снова избежать зрительного контакта, я подхожу к дивану и начинаю складывать одежду в аккуратные кучки.
Не поворачиваясь к нему лицом, я продолжаю:
— Я не имею понятия, что буду делать, когда приеду к тете, но что-нибудь придумаю. Пойду на какие-нибудь курсы, и тогда, может быть, уеду. — Я не могу закончить, так как не знаю, что сказать. Я избегаю его, с тревогой теребя одежду в руках. — По крайней мере, со мной будет все хорошо, когда я её увижу. Возможно, сейчас она примет меня, особенно, когда на мне одежда не из магазина, где все за доллар.
— Ты можешь пообещать одну вещь? — спрашивает Виктор.
Я поворачиваюсь к нему.
— Мне кажется, я задолжала тебе куда больше, — говорю я. — Что?
— Ты будешь иногда играть для меня.
— Что ты имеешь в виду?
Он наклоняется за спинку книжного шкафа и достает другой чемодан. Затем он подходит ко мне, кладет его на диван и открывает.
Но чемодан пуст. Он кратко указывает на мою кучу одежды.
— Наш самолет через час, — говорит он. — Отныне и до тех пор, пока не скажу иного, ты Изабель Сейфрид и тебе удобно в новой шкуре. Ты энергичная и остроумная, но позволь говорить мне, за исключением тех случаев, когда ты чувствуешь нужду отстоять свое мнение, даже если тебя не спрашивали. Ты ничего не боишься, еще ты уязвима, что как ты знаешь, негласно становится сильным оружием для мужчин. Им нравится чувствовать себя теми, кто может сломать человека. Ты богата, хотя никто не должен знать, откуда деньги, просто у тебя столько, что куры не клюют. И единственный, кто может приручить тебя, это я. Что практически наверняка, мы демонстрировали, по крайней мере, дважды в течение этой миссии. И что бы я ни попросил тебя сделать, не думая делай, так как это может быть вопросом жизни и смерти. Всё понятно?