Мой дорогой дневник - страница 7
Ни смущения, ни оправданий.
— Ильсия. Можно просто Сия.
— Санджай Датарайя, можно просто Санджай, — с небольшим замешательством он пожал мне руку. — Вы завтракали?
Бабочки поселились в моем животе лишь от одного прикосновения мужчины.
— Сия? — Он поднял бровь, и в памяти мелькнуло, что это одно из шести положений бровей в танце. Кажется, так выражается счастье. Или тоска?
— Д-да?
— Пойдемте, позавтракаем?
— Пойдемте.
Он повернулся и направился к двери. Мой взгляд ощупал его всего, начиная от берета и коротко стриженных волос на затылке до… В общем, брюки на нем тоже сидели хорошо.
На улице нас ждала «Махиндра». Санджай открыл дверь джипа и подал руку.
Блин, ну как же ему идет пятнистая форма! И ладонь такая горячая.
— Куда мы едем? — спросила я, поняв, что мы свернули со знакомой дороги, ведущей в «Феникс».
— Завтракать, — просто ответил Санджай. — Я хочу показать вам особенности индийской утренней трапезы.
Мы двигались по тоннелю из сплетенных кронами деревьев. Лианы и пальмы росли так густо, что создавали полумрак. Я прочувствовала, как должно быть темно и влажно в настоящих джунглях.
— Это ботанический сад, — пояснил Санджай, не отрывая глаз от дороги, на которой царило оживленное движение. — А слева — знаменитый Центр медитации Ошо.
— О, йоги! — воскликнула я, вспомнив желание, записанное в дневник. У огромных ворот с рамкой-металлоискателем стояло несколько фигур в одинаковых бордовых одеяниях. — А давайте туда зайдем?
При этих словах лицо Санджая окаменело. Плотно сжатые челюсти, взгляд — строго перед собой.
— Вы хотите провести время в ашраме Ошо? — через минуту напряженного молчания спросил он. — Если да, то приготовьтесь сдать анализ на СПИД. Десять долларов.
— Это еще зачем?
— Правила Ошо просты — все свободны в выражении своих чувств и желаний. А если люди счастливы и расслаблены — это дает колоссальный выход сексуальной энергии. И каждый удовлетворяет ее по-своему.
— Там проходят оргии?! — невольно воскликнула я.
Санджай улыбнулся.
— Нет, от диких оргий уже отказались.
— А откуда вы знаете?
— Я там был.
Я подняла брови, по всем канонам индийского танца выражая любопытство.
— Вам сколько лет? — покосился на меня Санджай.
— Скоро двадцать.
— Когда будет двадцать один, тогда и поговорим о медитациях в Центре Ошо.
— В России совершеннолетие наступает в восемнадцать, и я уже держала в руках «Камасутру», — выпалила я.
— Пробовали?
Краска залила мое лицо. Полуопущенный взгляд выразил смущение. Я хорошая ученица и многое запомнила из уроков Анилы.
Немного помолчав, я гордо подняла голову. Чего это я смущаюсь? Да, я ни разу не была с мужчиной, но любопытство — одна из особенностей слабого пола. И потом, разве «Камасутру» не написал монах, ни разу не познавший женщину и испробовавший все сто поз со статуями?
— Санджай, вам сколько лет?
— Двадцать четыре, — ответил мой спутник. Брови на его лице ожили.
Ага, любопытно?
— Вот когда вам будет двадцать пять, я поделюсь с вами впечатлениями о «Камасутре».
Санджай громко рассмеялся.
— Что? — насторожилась я.
— На следующей неделе встречаемся. Мне как раз исполнится двадцать пять.
— Шайтан! Но раз уж мы так быстро перешли к вопросам секса, предлагаю друг к другу обращаться на «ты».
— Согласен.
Сразу чувствуется, что Санджай учился в Питере, с другими индусами такая вольность наверняка не прошла бы. Высадили бы прямо на дороге.
Остальную часть пути Санджай нет-нет да и косился на меня и хмыкал. Я же отвернулась в другую сторону, делая вид, что любуюсь природой.
В кафе с непроизносимым названием нам подали завтрак на огромном медном подносе с множеством чашечек. В центре стояло блюдо с ярко желтым рисом — единственное из еды, что я хорошо знала.
— Будем есть руками, — предупредил Санджай. Конечно, после дороги мы их помыли, но я никак не думала, что мне не дадут вилку.
— Дотрагиваясь до пищи руками, — продолжил мой сотрапезник, — мы, помимо обоняния, зрения и вкуса, включаем осязание. Чем больше чувствуем, тем богаче вкус пищи. И не удивляйся, если тебе кто-нибудь предложит съесть из его рук. Это знак уважения.
— Пожалуйста, только не делай этого, — взмолилась я, когда Санджай зачерпнул соус кусочком хрустящего плоского хлеба доса.
Мужчина улыбнулся.
Губы у него тоже были замечательные. Достаточно крупные, но четко очерченные. И я получала чувственное удовольствие, наблюдая за тем, как он ест. Что говорить, от его взгляда я млела не меньше.
— Ешь, — напомнил мне Санджай, и я опять смутилась, застуканная на прямом разглядывании. — Возьми идли. Это сладкий пирожок.
«Вот это я точно могу брать руками», — обрадовалась я, макнув белое пушистое тесто в соус. Приготовленные на пару рисовые пирожки я уже пробовала в Китае.
Назад мы ехали другой дорогой. Часть пути проходила вдоль канала. На его берегу ютились строения, которые трудно было назвать хижинами. Чумазые дети, копошащиеся в мусоре, выброшенном глинистыми водами на берег, вызывали удручающее чувство.
— Это джати. Неприкасаемые. — Санджай коротко взглянул на меня. — Сейчас их называют далиты или притесненные. Но слова сути не меняют.
— Пятая каста?
— Они вне системы варн. К джати относятся забойщики скота, кожевенники, прачки и … иностранцы, — вдруг добавил Санджай.