Чужие души - страница 40
Сотрудницу он, конечно, уволил. За те деньги, которые она получала, на работе надо думать только о работе и больше ни о чем. Сахар так сахар, мед так мед, и никак не наоборот. Конечно, дело пустяковое и с Лавской от замены одного углевода другим ничего не случилось. Но закрой он глаза на этот случай, а потом на другой, и вся репутация компании коту под хвост. А репутация — это деньги.
Лавскую он знал несколько лет, с тех пор, когда в уходе нуждался ее, ныне покойный, муж. После короткого телефонного разговора Антон уже нисколько не сомневался, что вздорный характер бывшей актрисы с годами не изменился. Пришлось отложить все дела и срочно ехать на Большую Житомирскую. Не хватало еще скандала.
Светлана Владимировна, цветущая, бодрая семидесятилетняя женщина, в медицинской или другой помощи не нуждалась. Если бы приходящая домработница не только вела хозяйство, но и искусно слушала воспоминания Лавской, то к Антону она никогда бы не обратилась. А вспомнить актрисе было что!
Предвидя запросы Лавской, он сам лично проинструктировал сотрудницу, объяснив, что регулярное измерение давления, поход в аптеку и капли валерьяны от любой болезни — в данном случае не единственный критерий ее профессионализма. Главное — внимательно слушать ее бредни и вовремя поддакивать. Собственно, эту услугу и оплачивала Светлана Владимировна, надеясь на полное взаимопонимание. И откуда взялся этот мед!
Заблаговременно купив торт и цветы, Антон нажал кнопку звонка. Лавская, полная решимости, сама открыла дверь, но, увидев галантного Задонского, поубавила разоблачительный пыл. Посетовав на нынешнюю молодежь, Светлана Владимировна плавно перешла на излюбленную тему — свою блистательную молодость. Все тогда было лучше: молодежь — внимательна и уважительна, и театральный репертуар — продуманный. Разве могли тогда ставить «Шесть черных свечей»? Нет, конечно!
Антон, запасшись терпением, только поддакивал Светлане Владимировне.
Инцидент благополучно исчерпался. Лавской ничего не оставалось, как предложить Задонскому чай.
Оказалось, что Светлана Владимировна, вдова отставного генерала, была наследницей не только фарфорового сервиза со знаменитой кузнецовской позолотой, из которого они пили чай, но также картин и многих раритетных изданий. И все это богатство, кроме пятикомнатной квартиры, завещанной племяннице, жившей в Испании, отойдет музеям города. Представив, каких денег стоят квартира и раритеты, Антон чуть не поперхнулся жасминовым чаем.
— Ты представляешь, сколько в Киеве вот таких одиноких вдов отставных генералов, у которых нет родственников? — задал вопрос Задонский, окончив свое повествование о Лавской.
— К чему ты клонишь?
— Олег, ты не видел квартиры! Это не квартира — хоромы. Ты знаешь, сколько стоит сегодня такая квартира даже навскидку? Мы озолотимся! Это — совершенно другие деньги!
Круглов непонимающе смотрел на Задонского. А ведь сама идея была простой до гениальности!
— Ты действительно не видишь денег? — не поверил Задонский. — Ладно. Скажи, что страшного в приходе старости? — подталкивал к напрашивающемуся ответу Задонский. — Правильно — ничего! Сводил внуков в музей, съездил в библиотеку или на дачу и так далее. Организовал «девичник» или «мальчишник», вспомнили грехи молодости и опять поговорили о детях, внуках.
— Какой «девичник»?
Невпопад заданный вопрос прервал монолог Задонского.
— Да без разницы, — серьезно ответил Антон. — А теперь посмотри на одиноких людей. Детей им Бог не дал — это раз, — Антон загнул указательный палец, — друзья и приятели один за другим ушли в мир иной. И что получается? Остаются они старые и никому не нужные, влачащие остаток жизни на жалкие гроши. Пусть даже не на жалкие, — поправился Антон, вспомнив Лавскую. — Но что они могут себе позволить, запершись в квартире?
— И что ты предлагаешь?
— Мы с тобой сможем им обеспечить сытую, достойную старость и скрасить их одиночество хотя бы уже тем, что внимательно будем слушать старческие бредни.
— Взамен? — Олег слишком хорошо знал Задонского, чтобы поверить в альтруизм друга.
— Они нам официально отписывают свою недвижимость. Какая им разница, кому после их смерти достанется их состояние — нам, государству или каким-то прохиндеям.
— Антон, ты предлагаешь открыть дом престарелых? Только на то, чтобы содержать годами стариков, у нас никаких средств не хватит. Хотя надо все считать…
— Ничего не надо считать, — остановил Круглова Задонский. — С чего ты решил, что старики будут непременно жить годами? А сердце? А давление? Что там еще у них случается, тебе, как кардиологу, лучше знать.
Круглов, слушая своего друга и партнера по бизнесу, прикрыл глаза. И уже по тому, как Олег наморщил лоб, Задонский понял — идея зарублена на корню.
— Мы этим заниматься никогда не будем, — вынес вердикт Круглов и начал нести всякую околесицу, что за грехи отцов придется отвечать детям, что у него растут сыновья и еще живы родители, и прочее, прочее…
Задонский, вспомнив давний разговор, вздохнул: «А ведь больше к тому разговору Круглов никогда не возвращался. Но, выходит, не забыл. Смотри, как встрепенулся, когда статью прочитал. Примчался перед отлетом, чтобы душу свою облегчить. Видите ли, вопросы журналиста о наследстве умерших пациентов его насторожили. Не моя ли это очередная авантюрная идея? Людмила совсем мозги утратила. Зачем было вспоминать фейковый фонд «Рука помощи»? Может, растерялась?»
Задонский притормозил возле платной стоянки:
