Высшее образование для сироты, или родственники пр - страница 140
Вопрос поверг купца в задумчивость. Он бессмысленно таращился на нас, не видя, а потом вдруг разрыдался и запустил кольчугой с золотыми сиринами в галдящую толпу.
— Какая-то похоронная ярмарка, — заметила Алия, грустно следя за коротким полетом дорогущей даже на взгляд стальной рубашки. — Если они эдак с утра торгуют, то к вечеру, думаю, проторгуются.
— Ну к вечеру вряд ли. — Беззаботная мавка нагло, как собственную, откинула рогожу с чужого воза и, запустив туда обе загребущие ручищи заявила: — Добра у них много.
Насилу отволокли. Но с фактом спорить не стали, товара у купцов было столько, что продай мы сейчас Большие и Малые Упыри со всем добром и скотом десять раз подряд, то и на малую часть обоза денег не набрали бы. А сельчане меж тем так бойко рылись в возах, торговались и били по рукам с купцами, словно каждый из них был самое малое Великим князем Северским, а то и вовсе императором Златоградским.
Только обозники как-то не очень радовались именитым покупателям. Их мотало, как ковыль в поле, и, если двое могли держать третьего, уже было хорошо. Радостью их глаза вспыхивали лишь на краткий миг, при виде бутылей с противным мутным самогоном, на который они кидались так жадно, словно помирали с пересухи.
От такой ярмарки мне стало как-то не по себе и я бросилась на поиски пронырливого Велия и Аэрона, уж наверняка прознавших, что вокруг творится. А творилось точно что-то невозможное, это даже Лейя поняла, прямо на глазах у купца вытащившая из корзины диковинный заморский, алый, как пожар, неведомый мне фрукт и вместо плюхи получившая два еще, за так.
— Как его звали? — услышала я сквозь многоголосый гомон голос Велия. Ага, значит, дар Анчутки и так работает! И я завертела головой, прикидывая, как половчее нам проскользнуть к амбару, за которым прятался с практически трезвым пожилым обозником наш маг. Купец был солиден, как боярин, и печален, словно семью схоронил.
— Звали его Маргобаном, да будет трижды проклято это имя. Если ты не поможешь нам, то надеяться не на что, — пророкотал он и поник головой.
Я замерла и стала прислушиваться. Рядом застыла, навострив уши, Алия, и даже Лейя вытянула острый носик в сторону амбара, хоть и непонятно, что она могла учуять носом, кроме перегара, которым дышали вокруг нас пьяные купцы.
— Мы тут не одни, — вдруг сказал Аэрон, прикрывая рот ладонью. — Чую свою «невестушку» с ее любимой лягушкой и собачонкой.
— Ах ты! — Задохнувшаяся гневом Алия сорвалась с места, и мы в два счета угодили в лапы провокаторов, уже поджидавших нас за углом. Купца там не было и в помине. Кнутом и пряником нас дотащили до телеги Геронтия, загнали в нее и отвезли домой.
— Ну хоть чуточку расскажите, — канючила я, с ненавистью глядя на ухмыляющихся конвоиров. Просить и клокотать от гнева одновременно не получалось, а получалось только выдумывать всякие гнусности на голову Велия, от которых он с королевской небрежностью отмахивался, как кормилец наш Милослав Ясеневич от комаров на охоте. Доставалось больше соседям, правда, уголья в штаны и его проняли, и он, потерев припеченное место, укоризненно прошипел-таки:
— Какая ж ты, убил бы за твое козье упрямство.
— Да упырь их гонит, — не выдержал Аэрон.
— И что? — спросила Алия.
— А то — не наше это дело, — отрезал Велий. — Вы тут за личные подвиги каторжаните? Вот и потерпите, всего четыре денька осталось.
— Ну правда, чего вам стоит? — поддержал его Аэрон, еще не догадываясь, какой сюрприз его ждет в избе, а то бы не уговаривал потерпеть, а сознательно измывался бы всю дорогу. А Геронтий ничего не говорил, зато смотрел на нас с интересом, явно сожалея, что довез нас до Больших Упырей. Дернул же его черт за язык, понесла же нелегкая.
А я вдруг озлилась. Значит, не вляпываться? Ну-ну.
— И родился у царя Кику от наложницы из Черной Земли сын, названный ею Маргобаном, что значит… А черт знает, что это значит. По-моему, Великий. Или Знатный? В общем, отцу он не понравился и тот его с глаз долой отправил к материной тетке. Тетка эта, надо сказать, отлично врачевала, но, говорят, могла и дивный яд сварить, поскольку ее бабка была ведьмой. Вот к этой-то столетней ведьме Маргобан и угодил в воспитанники. Мальчонка был головастый и схватывал все на лету. В пятнадцать лет уже был некромант и чернокнижник, каких поискать. А в двадцать стал единственным наследником престарелого отца, все братья его перемерли в одночасье от неведомых болезней. И таков был страх людей перед Маргобаном, что никто не смел упрекнуть его как братоубийцу. А тому уж мало было царства. Мне ли, говорит, царствовать над кучкой жалких скотоводов, когда великую силу могу обрести и стать могущественнейшим? А бабка подначивала: истинно, истинно говоришь. Он и помешался на власти. Знаю, говорит, как всех демонов мира заточить в свою книгу. Будут они мне тогда рабы, а я император Вселенной.
Рассказчик замер, глядя перед собой, очевидно, представлял, каково это — править Вселенной, и я покосилась на Алию, изготовившуюся поощрить человека тумаком.
Никто не знает, чего стоило мне павою проплыть до нашего кладбищенского домика и перед носом Велия захлопнуть дверь, велев ему не появляться до утра. Мол, там посмотрим, как нам дальше жить. А саму прямо трясло. Не знаю, что больше меня злило — то, что мне не дали куда не надо сунуть нос или что считали, будто я с этим смирюсь.
В упыря, который гонит, не давая торговать, сотню ко всему привычных мужиков, я не поверила, а потому заслала первым делом своего лазутчика, Миколку. Тот через час вернулся, да не один, а с молодым купцом, который через лес, через забор, на четвереньках кое-как до нас добрался мимо Геронтия, настороженно застывшего у ворот, словно и впрямь охранником нанялся при особо буйных каторжанах.
