Дорога к звездам - страница 168
А там уже все просто — где тут у вас конгресс? Ах, вот он! Тогда, пожалуйста, позовите мне конгрессмена... Ох, елки точеные! Как же его зовут?! Он еще учился вместе с герром Фридрихом фон Тифенбахом... Может, знаете? Как зовут?.. А черт его знает! Как же его звали, конгрессмена этого?.. Мамочки родные! Ведь Фридрих мне раз десять его имя повторял, а я... Склеротик чертов!!!
Тимура бы к этой поездке подключить... Тем более у них какой-то автобусник есть знакомый.
— Тебе когда теперь в школу? — спросил я Тимура.
— Уже завтра. А что?
— Да так... — ответил я и подумал: «Ничего. Сам справлюсь».
* * *
... Потом Рут и Тимур показывали.мне вечерний Манхэттен.
Я, как обычно, сидел на спинке переднего пассажирского сиденья, положив лапу на плечо Тимуру.
В отличие от Мюнхена, да и от Санкт-Петербурга — все было кошмарно большим и ярким! И длинным! Улицы, дома, автомобили. Даже у Рут и Тимура автомобиль был длиной чуть ли не с прицеп Водилиной «вольвы». И назывался автомобиль семьи Истлейк — «плимут».
Так вот, о Манхэттене... Дома там были невероятно длинными в высоту! Двигались мы там ужасающе медленно, но у нас, слава Богу, был полицейский пропуск, и мы могли останавливаться где угодно.
В желании показать мне Нью-Йорк как можно лучше Тимур и Рут постоянно сыпали всякими названиями: Пятая авеню, Рокфеллер-центр, музей Гугенхайма, Бродвей... Кстати, Бродвей — самая яркая и освещенная улица, которую я когда-либо видел в жизни. Германия удавилась бы от жадности, если бы ей предложили зажечь такое количество лампочек сразу!..
Так вот, все эти названия — от Централ-парка до Маленькой Италии и Китайского квартала, включая сюда и две чудовищные башни мирового Торгового центра, — абсолютно не задерживались у меня в голове и начисто пролетали мимо моего сознания. Все они постоянно вытеснялись из моей башки лишь одной и той же мыслью: «Вот где-то здесь, может быть, даже вон за тем поворотом, сейчас бредет Шура Плоткин... А может быть, он сидит сейчас вот в этом доме, у приятелей... Или один-одинешенек киряет сейчас вон в той невзрачной забегаловке...»
Из болтовни Тимура и Рут я понял лишь одно— они показывали мне СВОЙ город. Мало того, они уже в который раз САМИ СЕБЕ показывали этот город! Потому что они оба преданно и недоверчиво, с горделивой нежностью и разумной настороженностью очень любили этот огромный город! И очень хотели, чтобы он понравился и мне, впервые попавшему в Америку...
А я чувствовал себя не Котом, а Свиньей, потому что никак не мог толком врубиться в их рассказы, а постоянно думал только лишь о Шуре...
Наверное, Рут просекла состояние моей души, так как сказала:
— Все! Поехали домой. Переизбыток информации вреден. Завтра всем рано вставать. Кроме Мар-ТЫна... Он может дрыхнуть сколько угодно. Да, КЫ-ся?
Она была несомненно талантливым Человеком — эта Рут Истлейк.
Я потянулся к ней и благодарно потерся носом о ее правое ухо. Хотел мурлыкнуть, но ничего не вышло. Надо бы потренироваться, что ли...
* * *
Дома, после ужина, перед тем как всем следовало уже разойтись по постелям, я попросил Рут оставить окно в кухне чуть приоткрытым — вдруг мне ночью понадобится выйти по малой нужде?..
Это я так Рут сказал. Сам-то я точно знал, что выйти мне будет просто необходимо. Уж больно мне приглянулась та беленькая Кошечка-грязнулька с высоким сексуальным образованием!
И потом я сгорал от любопытства узнать, кто такой... или что такое «Вагиф», о котором моя Первая Американочка бормотала даже во время ЭТОГО САМОГО...
Ох, чувствую я, что подустал бороться за чистоту названий частей тела или совершаемых ими действий! Эта повсеместная идиотски-ханжеская возня с «ненормативной лексикой» кого угодно в гроб загонит.
Я уже и сам начинаю сдаваться — вместо того что-бы назвать подлинным словом один из прекраснейших природных процессов всего Живого, от соприкосновения пестиков и тычинок до воспроизводства Слонов, я вынужден писать большими буквами — ЭТОГО САМОГО, чтобы можно было догадаться, что я имею в виду.
По-моему, это отвратительно! Скоро мои воспоминания можно будет рекомендовать для школьного чтения в самых младших классах.
Нет, нет, я не ПРОТИВ детей. Я ЗА взрослых.
Ночью я осторожненько выполз из комнаты Тимура и неслышно по стеночке, по стеночке пробрался в кухню. Вспрыгнул на подоконник, высунулся под приподнятую и закрепленную оконную раму в холодную черноту нью-йоркского Квинса и прислушался.
Ночь была полна звуков, большая часть которых Человечеству не доступна. В такие моменты я лишний раз тайно убеждаюсь — насколько мы совершеннее! Это отнюдь не умаляет целый ряд достоинств Людей, несвойственных нам — Котам. Ну и в какой-то степени — Кошкам...
Конечно, конечно, не спорю, есть и среди нас, Котов, полные дебилы и тупицы, которым даже Природа была не в силах помочь. А что, среди Людей нету таких? Да полно! Особенно сейчас. Но в общей своей массе...
Ладно. Не будем продолжать этот затянувшийся и по сути беспредметный спор. Пусть каждый останется при своем мнении. Но, как утверждал не самый последний Человек в мире — писатель и ученый Конрад Лоренц в своей книжке «Человек находит друга», — давайте и относиться друг к другу с уважением. Что я в большинстве случаев и делаю.
И недостатки давайте друг другу прощать! Вы, господа, не умеете видеть в темноте? Ничего страшного. Зато я не умею читать. Хотя читать я могу научиться, а Вы...
Хорошо, хорошо! Не будем. Подобных сравнительных примеров можно привести невероятное количество.
Но главное — нужно уметь Любить. И не считать любовь Человека к тебе явлением обязательным и само собой разумеющимся.
