На пути Орды - страница 38
– Вот так медовуха… Смерть! – едва смог он выдохнуть из себя, приходя постепенно в сознание и нормальный вид.
– Сейчас закусить найду! – Коля бросился к контейнеру… – Кто ж мог подумать-то?! Напиток-то детсадовский! И порция – для грудных детей!
Спеша, он быстро начал распаковывать ящики в окрестности «запасного парашюта»… Именно там, по традиции его взвода, паковалась основная часть выпивки и закуска… Закуска не находилась! Под руку попадались какие-то совершенно ненужные ящики: с патронами от крупнокалиберного пулемета, ручные гранаты, снаряженные рожки к пистолету-пулемету «Кедр», шашки для постановки дымовой завесы, сигнальные ракеты всех цветов, противопехотные мины…
Электронный, мерзко синтезированный голос продолжал вещать где-то возле светящейся кнопки «Не надо»:
– …Обеденный перерыв, вы приняли пищу? Затем сходили в туалет? Конечно! Однако всегда ли вам удается потом почистить ботинки и зубы? К сожалению, нет. …Но вот отличная новость! Электропродувка «Тося» для ваших мозгов! Продув их с утра, вы забудете не только пообедать, но даже посетить туалет! Ваши ботинки и зубы теперь сохраняют свой первозданный блеск в течение целого года! Удивлены?! Да, это так! Одной электропродувки мозгов вам хватит теперь на целый год, – вы крепко, надежно забудете обо всем! Продуй, тормозни! Звони сейчас, продуешь ночью. Задумайся, если еще не продул, – какое прекрасное решение многих проблем вам предлагают практически даром!
– Ну, дурдом! – мелькнуло в голове Николая. – Финиш! По всем азимутам. Лошади, сабли, продувка мозгов… Полный абзац. И что за имя такое – Игнач?
«Давай-ка сообразим, – обратился он сам к себе, – что происходит?
Только что пять человек, одетые на редкость странно, собирались меня убить. Что из этого следует? Да ничего. Только за последние два года в их районе и двух соседних пьяная либо наколотая молодежь убили или забили насмерть одиннадцать человек, в четырех различных эпизодах. Все эти случаи объединяет одна черта: забили безо всяких причин и целей, – наркота. В двух случаях из четырех преступники были одеты „странно“, мягко говоря. Скинхеды, байкеры, панки, – кто знает?
При этом нормальные люди – Олена, Игнач говорят на каком-то диком, совершенно невозможном русском языке… Что это означает? Да ничего. На Вятке так говорят, что ему в свое время понадобилось больше недели, чтобы понимать все слова, – до того непривычное произношение для среднерусского уха? А Урал? Да где-нибудь под Нижним Тагилом в деревне стоишь у колодца, слушаешь бабий треп и не то чтобы отдельные слова не разбираешь, а вовсе не можешь понять, о чем они говорят. Понятно только одно – говорят по-русски. Через пару месяцев, вернувшись к себе на Валдай, вдруг обнаруживаешь, что тебя самого никто не понимает: диалект прилипчив, как заикание».
Он прекрасно понимал, от какой мысли он стремился уйти: его перенесли по времени. Он оказался в глубоком прошлом. Вот в чем он сам себе боится признаться. Да, это так, – я боюсь. Потому что именно это предположение самое страшное. Он вспомнил декабрь 1991-го. Его отец, прекрасно знающий, что СССР больше не существует, не мог еще года три заставить себя поверить в то, что Украина и Белоруссия стали другими, совершенно независимыми государствами. Разумом понимал, сердцем – не верил. Какая-то защитная реакция психики. Отец и сейчас не верил в распад до конца, душой предполагая какой-то подвох, что ли…
В данной ситуации все гораздо туманней, расплывчатей. Да, ему сказали: контейнер в состоянии перемещаться по времени. Ну и что? Сказать-то что хочешь можно. Когда он учился в офицерском училище, его сосед по койке, Сашка Маратов, рассказывал о своих донжуанских похождениях так, что ни малейших сомнений не вызывало. Сашке верили все. Потом оказалось – все брехня, все выдумка. А говорил ведь так проникновенно, с мельчайшими подробностями – как по карнизу на пятом этаже общаги прядильного комбината от Ольги к Аньке перебирался пьяный, часа в три ночи. Кровь в жилах стыла у всей казармы… Но нет, брехал же вот!
При его старте был сбой. Прибор сообщил что-то о сносе по времени. Но сбой совсем не значит «успешное перемещение по времени», – во-первых. А во-вторых, если аппаратура дала целую серию сбоев, накладок, плюх, то стоит ли верить диагностическому блоку этого комплекса? Они что, все блоки, сбоят, идут не в ногу, один только блок диагностики идет в ногу? Смешно.
Так-так… Стоп! Вот где интересный, странный момент! Психологически совершенно необъяснимо полное отсутствие интереса аборигенов к способу его появления, его, воина «из-под Новгорода». Это его серебристое яйцо величиной с дом для людей религиозных и очень суеверных – как обухом по голове. Так быть должно бы. А им – до фени! А почему?
Он стукнул с остервенением по информационному табло, и голос резко притих, продолжая тем не менее что-то гнусить синтезированным полушепотом.
Внезапно слуха Аверьянова достиг другой голос, идущий снаружи, – торжествующий голос Игнача, наполненный злобой, злорадством:
– Получай, пес смердячий!! …Еще на… еще… еще!!! Выродок! Вот! За твои грабежи! За посевы затоптанные! За женские очи, слезами вытекшие! За воронье над селами русскими!
– Господи! – ахнул Николай. – Да он же, окосев, стал душу отводить на представителях нацменьшинства! Теперь и здесь Чечню устроим, второй Афган…
Пулей вылетев из контейнера, Аверьянов сразу увидел Игнача с садистски перекошенным лицом народного мстителя.
Стиснув клещеобразными пальцами левой руки скулы извивающегося «княжеского сына», заставив его тем самым распахнуть рот от лба до груди, Игнач вливал в ордынца «смирновку» – прямо в горло – толстой струей из литровой бутыли.
