«По полю танки грохотали…». «Попаданцы» против «Ти - страница 67
Идущая первой САУ вдруг уклоняется влево, подставляя бок. Бок, самое беззащитное место! Почему она выполнила именно этот маневр? Да какая, нахрен, разница, почему! Главное, такой шанс невозможно упустить!
– Бронебойно-зажигательным… угломер десять… Огонь!
Ослепительная вспышка, оглушительный грохот, вздыбленные, вывороченные бронелисты крыши корпуса, сорванные и отброшенные далеко в стороны крышки люков. И дым – черный, жирный. Ну, удачнее попасть, пожалуй, было бы трудно; судя по всему, как в той песне «взорвался весь боекомплект». О судьбе автоматчиков, понятное дело, и спрашивать не стоило…
Но еще три машины пока целы, расслабляться не приходится.
Автоматчики сыплются с брони на снег, как спелые абрикосы. Стрелок приникает к пулемету – ему отдавать приказ не приходится.
– Бронебойно-зажигательным… Огонь!
Бронеавтомобиль горит – медленно, как-то неуверенно. Появляется вторая самоходка, обходит горящую машину.
– Заряжай.
Зачем он произносит это? Унитар давным-давно в казеннике, экипаж работает, как часы.
Залп! Угу, экипаж-то – как часы, а командир как кто? Явно как кто-то косорукий – «Артштурм» продолжает движение.
Тяжелые артиллерийские кони подвозят противотанковую пушку. Им тяжело, коням, по такому-то снегу… Бойцы слаженно и аккуратно снимают орудие, залп сливается с залпом их пушки – и немецкая САУ начинает вращаться на месте с перебитой гусеницей и вывороченным ведущим колесом. Еще один сдвоенный залп – удивительная синхронность! – и она начинает гореть.
Откуда-то слева поднимается столб черного дыма.
Артиллеристы дают еще один залп. Второй. Еще не видно результата, но зато слышно – в атаку пошла кавалерия. Рано, рано! А если самоходка не уничтожена? Как ее тогда добить? Стрелять по своим? А врага-то ничто не ограничит…
Но буквально через несколько мгновений становится ясно: «Артштурм» уничтожен. Немецкие автоматчики пытаются драпать и падают, скошенные автоматными очередями и порубленные шашками.
– Эх, я когда-то тоже хотел в кавалерию, – вздыхает вдруг мехвод, с момента наступления не издавший ни единого звука, кроме, разве что, сосредоточенного сопения.
– Ну а теперь как? Не жалеешь, что не попал? – насмешливо спрашивает заряжающий.
– Не-е, – тянет механик, – мой коник – всем коникам коник! Ни на кого его не променяю! Он у меня самый лучший! Самый быстрый, самый мощный…
– Ага, и навоза не производит, – бросает заряжающий, и весь экипаж с Виктором во главе ржет.
Короткая передышка – до следующего приказа. На левом фланге немецкая пехота при поддержке танков пошла в наступление, надо поддержать. Ну, что ж, на левом так на левом.
Ярко пылает какое-то строение, по виду – сарай. Неподалеку виднеется брошенная пушка, около нее на снегу лежат убитые, очевидно, бойцы расчета.
Трупы, трупы – темные пятна на белом снегу. Впрочем, не настолько он теперь и белый, местами обильно заляпан алым. Наступление здесь почти захлебнулось, но только – почти.
Теперь атака повторится. Повторится столько раз, сколько нужно, чтобы наконец выбить отсюда фашистов. Столько раз, на сколько хватит сил, а потом, когда они кончатся, повторится еще.
Небо снова расцвечивается красными ракетами.
Вперед!
Равнина кипит белыми выбросами снега и черными – земли. Это слева бьет немецкая батарея. В ответ рявкают наши пушки. Скрежет танковых гусениц сливается с грохотом выстрелов, громким «ура», конским топотом… Они продвигаются вперед, вспахивая снег, несмотря на вздымающиеся то тут, то там огненно-дымные фонтаны земли.
Батарея мешает, как заноза в пятке.
Соседняя машина горит, выбрасывая вверх клубы дыма; Виктору не видно бортового номера, а узнавать среди чада и пламени выпрыгивающих в снег танкистов он так еще и не научился. Да и невозможно это.
Посреди поля застыл немецкий танк; башня с длинной пушкой, увенчанной грибообразным дульным тормозом, сворочена набок, люки вышибло взрывом.
А что там справа впереди шевелится?
Молоденькая санитарка или медсестричка – одна из тех двоих, кормивших совсем недавно синиц. Молодая, но какая умелая! Действует спокойно, без лишней суеты – пережидает разрыв, вскакивает на коленки и быстро ползет вперед.
Девушка здесь одна. Интересно, а где же вторая? И как эта оказалась здесь – чуть ли не впереди атакующих войск?!
Он едва успел задаться этим вопросом, как немецкая батарея снова жахнула, высокий снежный фонтан, казалось, достиг до низкого, свинцового неба, а когда снег, наконец, обрел новое место, маленькая фигурка больше не поднялась.
– Бери чуть левее, – зло велел Виктор. Немецкая батарея не являлась его целью, у него имелся совсем другой приказ, но сейчас это не важно.
Можно, конечно, попытаться стрелять и на звук, но он не настолько уверен в себе, а тратить снаряды впустую совсем не хочется.
– Быстрее.
Сосредоточенный, мрачный мехвод кивает.
Губы его сжаты в одну белую линию.
Грохот. Страшный. Как будто он сидит внутри огромного колокола, а снаружи кто-то лупит по нему обрезками стальной арматуры. Танк подпрыгнул, на секунду показалось – все, подбили, но – нет, движется дальше. Снаряд попал прямо в лоб, но броня выдержала удар.
Внутри почти нечем дышать от пороховых газов, но это кажется таким несущественным!
Взрыв – и танк кренится на левый бок, потом дергается, словно раненое животное.
– Из машины!
Не удалось им достать немецкую батарею. Ну, и ладно – другие достанут. А они пойдут в атаку с пехотой; сам Виктор готов рвать зубами глотки фашистским псам. Чувство ненависти вперемешку с азартом боя перехлестывает через край.
