Приключения порученца, или Тайна завещания Петра В - страница 57

Постепенно у меня стала вырисовываться и стилистика романа. Этот стиль можно сформулировать, как сочинение «альтернативной истории, то есть, как всё это могло бы быть… Этот стиль позволил мне ощутить свободу, как в сочинении сюжета, т. е. возможность сочинять историю, так и в возможности соединять, ранее не соединяемое, сталкивать людей и события, ранее не объединяемые, в единую драматургическую канву…. И тут я столкнулся во второй раз в жизни с феноменом, который я назвал условно «феноменом кроссворда.

В первый раз дело было так. Я перешёл работать в другую лабораторию в нашем институте. В первые дни, сидя за столом возле окна, я присматривался к новому коллективу, не выступал, а тихо сидел и читал статьи. Лаборатория это была настоящей богадельней, где абсолютно бесполезный женский коллектив пил чай и кофе, и во главе с завлабом, разгадывал кроссворды из «Огонька. На второй или третий день моей новой работы сотрудницы обратились ко мне за помощью в разгадывании некоторых слов из очередного кроссворда. Я, чем мог, помогал им. Так, с моей помощью они разгадали почти весь кроссворд, кроме двух или трёх слов. На следующий день вышел очередной номер с ответами. Каково же было всеобщее удивление (и моё тоже), когда оказалось, что почти весь кроссворд разгадан не правильно. Но ведь почти всё сошлось! Но всё не правильно.

Это альтернативное решение кроссворда и легло в основу моего метода. Наверное, это очень смело сказано, «моего, но мне так удобно его называть, да и пощекотать немного своё тщеславие, тоже иногда не вредно и даже очень приятно.

Работа над романом продвигалась сначала трудно и натужно, диалоги не давались, текст был перегружен деталями и историческими подробностями, но я решил ничего не менять в исходном тексте и не улучшать его, пусть будет так, как писалось. Постепенно я раздухарился, язык стал более свободным, сюжет развивался всё более непринуждённо, диалоги всё более и более складывались и всё более становились похожими на живую речь. Потом меня увлекло приключение главных героев, и я надолго застрял с ними в Африке…. Работа на время прервалась, я как-то остыл к теме и ко всей этой писанине, да и свободного времени было немного. Кроме того, я просто не знал, как выбраться из этой проклятой Сахары. Однако совсем недавно во мне опять разыгралось любопытство: «куда же меня и моих героев занесёт в этот раз?. Очень уж это интересно, сочинять историю. Фантазия подхватывает тебя и несёт, несёт… Совершенно неясно, куда же вынесет и что получится в результате.

Попутно я отметил ещё один феномен:

Если сочиняемое тобой события или обстоятельства подчинены некоторым достаточно строгим внутренним драматургическим законам, то есть они правдивы (для этого нужно стараться быть максимально честным и не предвзятым), то довольно скоро обнаруживаешь, что эти события, возможно, действительно имели место быть, находятся документы, подтверждающие их, прямо или косвенно. Так может быть, если честно, добросовестно писать и думать, то и будущая история сложится, так, как ты её пишешь или думаешь? Но это, вообще, полный бред какой-то.

Ладно, поехали!

Глава первая
На гребне

Проснулся государь рано, голова нестерпимо болела после вчерашнего застолья, тело ломило, правый бок ныл, так, что выть хотелось, в виску саднило, было душно и чадно в покоях. На полу, рядом с широкой деревянной кроватью, с уже изломанными деревянными шишками, храпел верховный постельничий, глава посольского приказа, государственный канцлер, Гаврила Иванович Головкин. Он не раздевался на ночь, парик валялся рядом, сюртук его весь был залит вином, в жирных пятнах от вчерашней трапезы. Храп был прерывист, громыхало так, как будто при Гангуте флагманский корабль палил всеми своими орудиями. Свечи ещё догорали дым и чад распространялся по покоям, сквозь задёрнутые плотные шторы проникал неясный утренний свет, из приоткрытого окна несло любезной сердцу его морской свежестью и запахом гниющей рыбы, извечным запахом морских городов, запахом простора и новых дорог. Пётр иногда задумывался, и удивлялся, находя необъяснимую связь, почему баба в желании своём всегда пахнет морем и гниющей рыбой, наверное, думал он, баба пахнущая плотью, сулит такое ж наслаждение, как и море, как морской простор, в этом он видел какую-то мистическую аллегорию….

Не открывая глаз, он поднял вверх затёкшие руки, сжимая и разжимая кисти, хрустя длинными пальцами, разогнал застоявшуюся кровь. Потом открыл глаза, снова закрыл, потом снова открыл. Рядом с ним на животе лежала голая баба, огромные сиськи её вытекали из-под голой спины на грязную шёлковую простыню. Баба тихо посапывала и постанывала во сне, как бы вновь переживая необыкновенное своё вчерашнее сладкое приключение. Пётр с трудом вспоминал, где же он её подхватил. Наконец события вчерашнего дня стали всплывать в памяти, и сознание стало постепенно возвращаться к нему. Баба, что лежала с ним на царской постели, была женою хозяина трактира, что находиться у обводного канала. Вчера они с Шафировым и Гаврилой Головкиным крепко погуляли в этом трактире, плясали сначала голландские и немецкие пляски, потом пошли русскую вприсядку, потом постреляли по бутылкам, потом…. «Тьфу ты, господи, стыдно даже вспомнить, подрались со стражей… Петра никто не тронул, узнали, видно, кто гуляет, но Шафирову здорово наваляли… Вот и баба оттудова, надо бы её прогнать, да делами заняться. «Что надо сегодня сделать? думал Пётр, и постепенно внутренняя энергия вновь просыпалась в нём и начала управлять его душой его телом. Резким рывком он соскочил с постели, присел, хрустнул костями, ещё раз присел, оглядел комнату. Вокруг, в сумраке наступающего утра, царило первобытное разорение, ну как Мамай прошёл. Остатки вчерашнего пиршества, жареные куры и на столе и на полу, копчёная колбаса, жареные бобы, остатки торта и объедки заморских фруктов, пиво, дорогущее Бургундское, разлито по полу, разбито в дребезги дорогое богемское стекло, в углу нагажено, нестерпимое зловоние распространяется по покоям. На грязном полу зашевелился Гаврила, прекратив на миг храпеть и вдруг с новой силой грянул свой громогласный рык. Пётр надел рубашку, натянул подштанники и внезапно рявкнул громовым голосом «Подъём, сукины дети!!! Баба испуганно подпрыгнула на постели, безумным взором оглядела комнату и, вдруг стыдливо укрывшись покрывалом, залепетала по-голландски: